– Вот Лукерья! Вот ведь ведьма хитрая! За смерть свою мстит! Уморить тебя хочет! Но ты не бойся, Любушка... Не бойся, внученька... Страх ум застит. Коли страх победишь – и себя, и род наш спасёшь. Христом-богом прошу – выслушай меня.
– Кто вы? Вы меня убить хотите? У меня есть деньги, тысяч тридцать... Правда, на карточке, но четыре тысячи есть наличными. Я все отдам! А хотите, до банкомата доедем? Или давайте, вы машину тоже заберите...
– Да на что мне деньги твои... На том свете они – вещь ненужная. Ты уж повернись ко мне, что ли... Чего со стенкой разговариваешь. Не пужайся, не обижу! Ты ж кровиночка моя – Кандальниково семя! Меня Гуней кличут – Егорий, значит. Папашу Горой величали, а по церковному – Георгием. А вот маманю мою – также как и тебя – звали Любушкой... Имя это в наши годы среди крестьянок не часто встречалось. Ровнёхонько за сто лет до моего рождения – в царствование императрицы Елизаветы Петровны – в православные святцы были сразу три имени внесены: Вера, Надежда и Любовь. С тех пор только ими в церкви крестили да в семьях нарекали.
«Сумасшедший!» – решила Любка и, собрав волю в кулак, приказала:
– Положите нож на стол!
Раздался приглушённый стук, а когда Люба повернула голову, то нож лежал на столешнице рядом с раковиной.
– Теперь сядьте на диван и не двигайтесь! – она быстро схватила нож и обернулась.
В тусклом мареве бежевого дыма ей казалось, что все окружающие предметы слегка вибрируют.
Девушка с силой зажмурилась и помотала головой, а открыв глаза, постаралась сфокусировать зрение...
Изображение прекратило колыхаться и стало вновь окрашиваться в привычные цвета: сначала – бледные, потом – ярче и ярче, пока полностью не вернулось к прежнему виду.
Люба облегчённо выдохнула.
«Нужно срочно звонить Марте! Пусть вызовет охрану...», – мелькнула спасительная мысль.
Рука потянулась к телефону. Взяв аппарат, девушка, не поднимая глаз, тыкала в кнопки трясущимися пальцами, не сразу сообразив, что сама его отключила несколько часов назад.
– Господь с тобой, внученька! Неужто калеку убогую на помощь звать собралась? – подал голос «сумасшедший».
– Какую калеку? – машинально спросила Любка и, опустив телефон, уставилась на сидящего на диване разговорчивого домушника.
Удивительно, но она вдруг почувствовала, как перестаёт его бояться.
– Ну эту... С изрезанными грудями, да запиханной в них этой... Не разглядел, вроде смола какая? Ох, доля моя тяжкая... Я ведь теперь насквозь видеть могу – живое от мёртвого отличаю. Это у неё что, от ранения, поди? Стыдится баба изъяна? – участливо поинтересовался ряженный мужик.
– От ранения? – тупо переспросила Люба.
– Я одну такую знал, – как ни в чём не бывало продолжил ряженый. – Помню, ещё мальцом бегал смотреть, когда она при монастыре жила. По праздникам в церковном хоре пела. У неё тоже грудёв не было. Токмо она из Крестовоздвиженских сестёр была. В Крымскую войну в госпитале работала, говорят, что у самого доктора Пирогова! Когда Севастополь англичане бомбили – её осколками изрядно поранило. И грудя пришлось отрезать. Так калекой и осталась. Но та увечная взапазуху себе ничего не набивала, так «плоскодонкой» и ходила, бедняжка. Кто про её историю знал – тот не потешался... В Крымской компании много народу полегло, и сестёр милосердия тож, Эх-эх! Царство небесное – всем героям павшим! И воздаст Господь – выжившим!
Забыв о предосторожности, Любка с интересом уставилась на мужика.
– Вы шутите? Она не калека, просто размер груди увеличивала, наращивала, так сказать, женские прелести путём хирургического вмешательства. Операция, конечно, не дешёвая, так ведь красота требует жертв.
– Святые угодники! – удивлённо, как-то нараспев протянул мужик. – Так что, головой плохая, выходит? Зачем такие муки терпела?
– Может, муж попросил, – предположила Люба.
Отойдя наконец от кухонной панели, она села за стол, разглядывая собеседника.
Сухой и жилистый, с копной тёмных вьющихся волос – он выглядел не намного старше Любы. Симпатичное лицо, умные, проницательные глаза под густыми бровями. В другой ситуации он даже мог ей понравиться, если бы не экстремальные обстоятельства знакомства и дурацкая одежда.