– И что делать собираешься? – наконец спросила Ирка.
– Для начала мне нужно незаметно попасть в дом Дворжака. У меня к старому художнику вопросы имеются, – уверенно ответила Любка. – Поможешь?
– Как? – спросила Коркина. – Сама говоришь, что тебя искать будут. Первым делом за мной проследят!
– Я уже придумала.
И Любочка изложила Ирке простой, легко осуществимый план действий.
Глава 12
Утром, переодевшись в неформальный наряд одной из юных синхронисток Иркиной группы, Любочка изменилась до неузнаваемости. Затёртые джинсовые мини-шорты были надеты поверх дурацких тонких лосин с принтами[27] газетного текста и чёрно-белыми фотографиями. Ярко-красную, в тёмную крупную клетку рубашку требовалось надеть на чёрный топ и, застегнув только на две нижние пуговицы, заправить в шорты таким образом, чтобы её концы виднелись из штанин на несколько сантиметров. На ногах оказались голубые кеды с разноцветными шнурками, а на голову была надета лёгкая мужская шляпа – бежевая с небольшими полями. Как гордо пояснила владелица: «Короче, это «Blackburn» – летняя шантунговая федора от «Bailey»[28]. Причёска тоже выглядела более чем странно, потому что роскошные Любкины волосы были заплетены в четыре толстенные косы с канекалоном ядовито-розового цвета. В другой ситуации, может, только под гипнозом Люба разрешила бы вплести себе в волосы этот самый канекалон, представляющий из себя имитирующее пряди волос искусственное волокно.
Венчали этот маскарад солнцезащитные очки «Ray Ban»[29] «авиационной» формы.
– И на кого я похожа? Это что, стиль Страшилы, который отправился в Изумрудный город просить себе мозгов у всемогущего Гудвина[30]? – не удержавшись от ехидства, спросила она девочек, разглядывавших её в немом восторге.
– Вы просто очень старая, – как бы невзначай бесцеремонно заметила самая бойкая из Иркиных воспитанниц. – Это – стиль современных хипстеров[31]. По-моему, вы выглядите очень весело и оригинально, как и должно быть... Не переживайте, – уже убегая на улицу, посоветовал какая-то из синхронисток.
«Жаль, что сорокой к Сэму нельзя заявиться...», – подумала про себя Кандальникова. – «Хотя и в этом обличье пожилого человека можно напугать как следует...».
Масла в огонь подливал и Гуня. Пращур так возмущался, наблюдая за вынужденным перевоплощением Любы в хипстера, что в сердцах несколько раз просил «запечатать» его душеньку обратно в ножик до тех пор, пока эта срамотища с глаз долой не исчезнет.
– Шуты на ярмарках и то лучше наряжались! – негодовал Егорий. – Да они же глумятся над тобой, Любушка! Неужто не понимаешь?! Вот чёртовки! Ей богу, потешаются! Бесноватой тебя вырядили! На кальсоны исподнее натянули! Пугало! Чисто пугало! У нас в роду отродясь убогих не было! – не унимался прапрадед, пользуясь тем, что Любка ему и не возражала. – Нищие на паперти красивше... Да что ж за время ваше такое? С ума все посходили! Это от безделья и лени! Пахать вам надо! Ой, пахать! А за такое позорище розгами пороть! Чтоб не повадно было балаган устраивать! О душе да о близких думать надо, а не людей пугать...
Устав выслушивать стенания по поводу своей внешности, Любка состроила на лице умоляющую гримасу, но пращура было не остановить.
– А революционеры – товарищи мои по каторге – вот ведь, наверное, удивились бы! Они, горемычные, за счастье потомков своих на смерть шли. А шуты-потомки вона чего теперь вытворяют! А господин Чернышевский? Он ведь как себе будущее России представлял...
– Хватит! – не выдержав, рявкнула Люба.
– А никто больше ничего и не предлагает, – приняв на свой счёт «рявк» подруги, спокойно ответила Коркина, которая только что подошла и, естественно, не слышала всей перебранки. – И так зашибенно получилось. Даже я тебя бы не узнала. Пошли!
И Коркина оказалась права, встреченные на улице соседи по апартаментам – и даже новая знакомая Татьяна –не признали в дерзкой хипстёрше, вышагивающей в компании таких же девчонок, скромную Любочку Кандальникову.
– Как думаешь, Сэм заявлял о выстрелах в полицию? – тихо спросила Любочка у Ирины.
– Нет конечно! – категорично отрезала та. – Для него интересы клиентов – превыше всего! А Гастропод никогда не позволит поднять шумиху вокруг своей персоны. Да ты не парься! Наше дело маленькое. Нам никто не сказал, что сеансы позирования отменяются. Вот как скажут, тогда – другое дело...