Смутные слова-воспоминания из далёкого прошлого моментально возникли в голове Любы, как непроизвольная реакция на циничное признание бывшего мужа. Что-то важное и ускользающее от её сознания было не менее трагичным, чем смерть художника, но точно не касалось происходящего. Ей на секунду показалось, что если хорошенько обмозговать услышанное, то она непременно получит ответ на какой-то важный для неё и давно забытый вопрос...
Однако, переключив своё внимание, усилием воли заставила себя вернуть в состояние «здесь и сейчас».
– Где женщины и девочки? – ели двигая сухими губами, спросила Кандальникова.
– Спят в надёжном месте! – спокойно ответил Дортезин и, отложив пистолет, надкусил блинчик с изюмом. – Если ты выполнишь мои указания без соплей и лишних телодвижений – они будут жить долго и, может, даже счастливо.
– Негодяй! – презрительно процедила Кандальникова.
– Люба, не зли меня, ты же, всё-таки, моя жена...
– Я – вдова! Мой муж Алексей сгорел в своей мастерской вместе с матерью... Их тела были кремированы и захоронены... – с издёвкой произнесла Люба.
– Вот видишь, как славно, – в тон ей ответил Дортезин.
– А тебя я буду звать Смарт, но для меня это расшифровывается не так, как у твоих заказчиков в «узких кругах», а как – сволочь-мразь-аморальная-рожа-тварь!
– Лёша! – взвизгнула Спотыкухина. – Заткни её немедленно! Как она с тобой разговаривает?! Что она себе позволяет?!
– Тихо, мама! Успокойся! Не видишь, что Любочка напугана и на нервной почве ведёт себя не совсем сообразно ситуации.
Он доел блин и аккуратно промокнул рот салфеткой.
– А ты, дорогая, если хочешь, чтобы девчонки остались живы, захлопнись! Садись и слушай! Делай, что говорю! – фраза прозвучала как приказ, да ещё с таким нажимом, что Любочка спорить не решилась.
Нет! Она вовсе не испугалась Алексея – теперь, когда в её арсенале появилась возможность в любой момент превращаться в птицу, она чувствовала себя увереннее.
Голова закружилась, и Любка еле устояла на ногах.
«Смарт» – «Смерд», – теперь Любочка всё осознала!
– Я убью тебя! Я лишу тебя всего! Я тебя уничтожу! – ненависть придала столько сил, что она бросилась на Дортезина, стараясь расцарапать негодяю лицо.
– Тихо!
Смарт с силой отшвырнул от себя бывшую жену, но девушка, хоть и пошатнувшись, устояла на ногах, схватившись руками за край столешницы.
– Что за «страстные» признания? Уничтожу!.. Лишу!.. Ты, Любка, по жизни – сама лишенкой оказалась. Успокойся. Нам с тобой сейчас дружить надо. Наш ребёнок у Хайфиц! Вот ведь стерва! Всех опрокинула. Но ничего, ничего...
«Книга!..», – подумала Любка и, перегнувшись через стол, резким движением схватила толстый том и прижала к груди. – «Тяжёлый...», – с горечью подумала она. – «И не поднять, и не унести, обернувшись в птицу...».
А Дортезин, словно прочитав её мысли, только усмехнулся с издёвкой.
Любаша вернула чёрный том на стол, но что-то необъяснимое, что-то тревожное и живое уже успело впитаться в её поры и теперь распространялось по всей её сущности, напоминая о себе лёгким безболезненным покалыванием.
– Зосима... – еле слышно прошептала Люба, закрыв глаза. – Зосима – это значит «жить»... «Живой»... Но почему?
Она вдруг ощутила сильную внутреннюю вибрацию, казалось, что все органы начали дрожать так, словно были закреплены на резиновых растяжках, и теперь кто-то невидимый играючи провёл по ним сильной рукой.
Потом стало жарко! Невыносимо жарко!
Ей казалось, что она горит словно спичка. Любочка даже посмотрела на свои ладони, уверенная, что они охвачены пламенем...
Нет, ничего такого... Слегка загорелые длинные пальцы никак не изменились.
– Зосима! – словно против своей воли выкрикнула она каким-то абсолютно чужим голосом и...
Люба словно вновь барахталась на дне мутного водоёма.
Прямо под ней, покрытое слоем расползающегося в разные стороны ила, зашевелилось, заходило ходуном грузное тело ведьмы Лукерьи.