И люди подкармливают птиц, поскольку понимают, как непросто им живется.
Видя, как безмятежен пеликан, сопит умиротворенно, почти по-собачьи, Геннадий неожиданно понял, что этот рыбоед, подобно блудному коту, которому надоела свобода, решил пристроиться к человеку, уйти под его крышу. Иначе говоря — ищет себе хозяина. Только вот хозяин, — ежели иметь в виду Москалева, — не очень готов исполнять свои хозяйские обязанности. М-да-а, задача… Задачка!
Если пеликан будет все время находиться у его ног, то птице придется дать имя… Только вот какое? Как назвать?
Геннадий вспомнил, как в одной из деревень на Амуре, когда он перегонял катера в Комсомольск-на-Амуре, услышал, как две женщины скликали в одну кучу домашних гусей:
— Тега, тега, тега!
Может быть, пеликана назвать Тегой? Выразительно и, если хотите, точно. От того, что на несколько мгновений он вернулся в свое прошлое, ему сделалось тепло, даже чувствовать себя стал легче. — ну словно бы тяжесть какая свалилась с его плеч.
— Все, будешь Тегой! — сказал он пеликану.
Пеликан эти слова услышал, шевельнулся, хрюкнул и щелкнул клювом, потом издал звук, который Геннадий уже слышал, очень похожий на мурлыканье кошки. Затем, подтверждая правильность имени, данного ему, неожиданно что-то выкрикнул по-гусиному. Молодец, Тега!
Минут через сорок пеликан заворочался обеспокоенно, приподнялся на крепких жилистых лапах — опять захотел есть. Геннадий и сам не против был бы перекусить, вот только чем?
Звери поодиночке к человеку не приходят, обязательно кучно, и держатся кучно, и вопросы решают кучно, находят друг друга в разных щелях, норах, канавах, часто дерутся и часто мирятся, от одиночества страдают точно так же, как и люди.
Сегодня пришлось выбраться на табачный промысел — с куревом по-прежнему было плохо… В порту встретил Ширяева. Только что из Франции пришел круизный лайнер, белый и нарядный, как эмалированная кастрюля, исторгающий модную музыку, полный пожилых француженок с отдутловатыми лицами и манерной походкой, Ширяев возвышался над ними, как и над местными аборигенами, будто огромная скала. Не заметить его было нельзя, и Геннадий, который не обладал ростом Гулливера, двинулся наперерез через толпу щебечущих старушек к соотечественнику.
Через пару минут оказался около него.
— О! — обрадованно отозвался Ширяев, обнял Геннадия. — Вот это действительно приятный сюрприз среди картавой французской публики. Не ожидал!
— Как живешь, Толя?
— Разве это жизнь? Дурной сон. — Ширяев улыбнулся грустно, глаза у него тоже сделались грустными — видать, чилийская жена допекла его; Геннадий не сдержался, спросил:
— Жена?
— Жены, Гена, везде одинаковы — что на Таймыре, что в Сантьяго, что в городе Уссурийске. Если жена в чем-то провинилась перед тобой — сразу проси у нее прощения, иначе жизни не будет.
Геннадий мигом вспомнил свое прошлое. Женщин, которые его окружали, и понимающе склонил голову: что есть, то есть. В следующий миг засмеялся.
— Как-то у нас устроили новогодние игры… Под елкой, растущей во дворе. Женщины садились на совковую лопату, а мужчины возили их: кто быстрее?
— Естественно, выигрывала женщина, даже если мужчина показывал мировой рекорд… Засчитывали его женщине, да? — предположил Ширяев.
— Только так, Толя. Все дело в подсчете очков. Других результатов в семейных гонках вообще не бывает. Мужчина всегда кого-нибудь возит, роль у него расписана, как в пьесе.
— В результате женщина живет и хорошо, и весело, и три раза в день. Зашел бы как-нибудь ко мне, мы бы посидели от души, Россию бы вспомнили…
— Да особенно, Толя, не расходишься по гостям — у меня две ланчи на горбу, сторожу их.
— Тогда пойдем, по склянке пива опрокинем.
— Ланчи — это первое. А второе… второе — сижу в глубокой заднице, в кармане ни одного песо. Два кукиша ворочаются там, ссорятся друг с другом. Пиво для меня, Толя, роскошь.
— Перестань! Давай поступим по-суворовски: все пропьем, а пива купим.
Геннадий удивленно покачал головой:
— Ты, Толя, поэтом, можно сказать, стал. Говоришь почти в рифму.
— Ага. Опустился я, ты полагаешь, очень низко, да? — Ширяев не выдержал, засмеялся, тяжелое темное лицо его посветлело. — Тут станешь не только поэтом, но и… — Он недоговорил, ухватил Геннадия за плечо и потащил за собой.
Рядом с портовыми зданиями располагалось несколько забегаловок, где всегда можно было выпить кружку пива. Причем прокисшим пивом, как правило, не угощали, старались свежим, чтоб над кружкой обязательно высилась вспухшая шапка пены, — в общем, шалманы здешние держали марку, соревновались друг с другом.