вроде тепло... А впрочем, ты прав. - Панькин поглубже нахлобучил свою мичманку. Околыш ее был порядком засален, но лаковый козырек еще блестел, хотя и был испещрен трещинками. - И фураньку свою кинь. Надень шапку. Старый форсун! - ворчал Дорофей миролюбиво. - Верно, и шапка не помешала бы, - согласился Панькин. - Холодно тут. Пойдем в шахматы сыграем. - Что ж, это можно. Давно не играли, - Дорофей неторопливо встал с ящика, и они отправились в избу. - На нас с тобой со стороны глядеть, наверное, не очень весело, грустновато промолвил Панькин. - Теперь мы как пить дать на покойных Иеронима Пастухова да Никифора Рындина смахиваем. Помнишь их? - Как не помнить! Дружки были - водой не разлить. И мы теперь похожи на них. Это ты правду сказал. И пусть. Старики были хорошие. Их помнят добром. - Так бы помнили нас. - Да, - согласился Дорофей. - Надо, чтобы о человеке осталась добрая память. Ну, ежели добром нас вспоминать не будут, - обернулся он к другу-приятелю, - так хоть по крайности зла мы никому не причиняли. Лихом помнить - тоже причины нет. - Это как сказать, - вздохнул Панькин. - О тебе худого никто не скажет, никому ты не насолил. А я - другое дело... - Почему? - Да потому, что был я на руководящей должности. С людей спрашивал крепко, по всей строгости, а иной раз и покрикивал да наказывал, кого следовало. На меня кое-кто зуб имеет. - Да, брат, плохи твои дела. Выходит, тебя и после смерти поругивать будут. - Дорофей рассмеялся и оступился, забыв проверить посохом дорогу. И упал бы, если бы не схватился за рукав Панькина. - Ладно давай! Хватит об этом. Нечего себя отпевать прежде времени. В старой избенке Дорофея было тепло и даже уютно. Крашеный пол блистал чистотой, на подоконниках зеленели цветы - герань да ванька-мокрый. Стол, шесток у печи, лавки - все было обихожено так, что можно подумать - у Дорофея появилась хозяйка. Но хозяйки не было. Дочь, правда, приходила, кое в чем помогала, но больше Дорофей заботился о чистоте сам. Панькин разделся, прошел к столу и спросил Дорофея, как это ему удается поддерживать в избе порядок. - Дак я же старый моряк! - не без гордости ответил тот. - Палубу, бывало, в молодости драил? Драил. Теперь пол в избе драю, как палубу. У меня и швабра есть, и ведерки с тазиками. Шваброй я здорово орудую! Наклоняться не надо. И все остальное тоже держу как следует быть. Печь - тот же камбуз, где я еще зуйком кашеварил, стол - на каждом корабле в каюте стоит и должен быть чист, как ладошка... Панькин покачал головой, дивясь такому проворству. - Вишь как! Старую халупку с кораблем сравнил. Это же надо додуматься! - Ничего хитрого нет, все ясно как божий день. - Дорофей расставил шахматы на доске и зажал фигуры в кулаках: - Давай, в которой руке? - разыграл он первый ход. - Одному-то, наверное, все-таки скучновато, - сказал Панькин, сходив пешкой. - Ночами-то как? - Сплю хорошо. Как барсук в норе. А в общем скучновато. Ты заходи почаще. - Ладно. - Густя звала к себе, чтобы у них жил. Кровать, говорит, поставлю в почетном месте для тебя. Пищу принимать, будешь вовремя и свежую. А я отказался. У них избенка еще меньше моей, а в семье четверо. Не хочу стеснять их. Мне и дома хорошо. Давай ходи! Панькин взялся было за ладью, но тут в дверь постучали, и оба обернулись. - Войдите! - сказал Дорофей. Вошла целая делегация - пятеро школьников лет двенадцати, три девочки и два мальчика. Они поздоровались. Одна из девчушек пухлощекая, нос пуговкой, глаза черные, как смородинки, вышла вперед и подала Дорофею букет бумажных цветов. - Поздравляем вас с наступающим праздником Победы, - слегка волнуясь, выпалила она единым духом. - И вот цветы вам, ветеранам Великой Отечественной войны, в подарок от нас. - И уже тише пояснила: Настоящих-то негде взять, так сами сделали. Извините. Дорофей встал, принял букетик и поклонился. - Спасибо. От меня и вот от Тихона Сафоныча. Он у нас ведь ветеран еще гражданской войны. - Премного вам благодарны за внимание. - И еще, - заговорила снова девочка, - мы приглашаем вас обоих на торжественную линейку в школу завтра в десять утра. - Приходите, приходите, - поддержали ее другие ребята. Дорофей переглянулся с Панькиным и пообещал: - Непременно придем. Школьники ушли. Дорофей получше рассмотрел бумажные цветы, сделанные с немалым старанием, и передал их Панькину. Тот тоже полюбовался букетом. - Вот и стали мы ветеранами, - сказал Тихон Сафоныч. - Почетная должность! Но это еще не все. Завтра того и гляди нас в пионеры примут. - Он встал, увидел на кухонном шкафу узкогорлую, слегка запыленную вазу, давно не используемую по назначению, и распорядился: - Достань-ка вазу-то. Вон на шкафчике у тебя. Дорофей достал вазу, и Панькин поставил ее на подоконник. - Пусть все видят с улицы, что у тебя цветы цветут! - сказал он удовлетворенно, устраивая букет в вазу. На другой день Дорофей встал пораньше и, пока грелся самовар, старательно отгладил сохранившуюся с сорок пятого года диагоналевую защитного цвета гимнастерку, подшил к ней бязевый подворотничок и прикрепил награды орден Славы, медаль "За отвагу" и другие медали: "К юному поколению надо явиться по всей форме". Но гимнастерка оказалась тесной, ворот не застегивался. "Неужели растолстел? - подумал Дорофей. - Не должно быть. Наверное, ткань слежалась или села от стирки. Покойная Ефросинья выстирала ее перед тем как упрятать в сундук". Он разочарованно вздохнул и перевесил награды на штатский синий костюм, который носил только по праздникам. После чая он оделся, зашел к Панькину, и они направились в школу. Директор Суховерхов радушно пожал им руки и провел в зал, где уже выстроились в два ряда пионеры в праздничной форме. Гостей усадили за красный стол, и торжество началось. Линейка шла почти час. Дорофею пришлось держать речь. И хотя он не умел красно говорить, все же обстоятельно рассказал детям, как плавал на боте "Вьюн" в Кольском заливе да в проливе Маточкин Шар, вспомнив при этом боевых друзей. Потом выступал Панькин. Мало кто в селе знал, что он участвовал в ноябре двадцатого года в штурме Перекопа, был ранен, с трудом выбрался из соленой перекопской воды и потом лежал два месяца в госпитале в Воронеже. Слушали его с большим вниманием, а потом Панькина и Киндякова приняли в почетные пионеры, повязав им пионерские галстуки. На этом празднество не кончилось. К удивлению Дорофея, одна из учительниц объявила, что сразу после линейки состоится экскурсия на берег, к боту "Вьюн". ...Бот стоял на пустынном берегу на окраине села уже много лет в бездействии. После войны Дорофей с командой плавал на нем всего лишь одну навигацию, да и то близ берега по семужьим тоням. Затем его списали за ветхостью и оставили на песчаной приливной полосе на вечную стоянку. О "Вьюне" почти забыли. Только ребятишки иногда лазили на нем, играли в свои мальчишеские игры, бегали по палубе, забирались в рубку, крутили крепкий дубовый штурвал. Изредка приходили сюда Дорофей с Офоней, сидели на берегу, смотрели на старое суденко и вспоминали свои странствия по северным морям. Глядеть на ветхий заброшенный корабль было грустновато. Сначала бот стоял в вертикальном положении, на киле, вонзив в небо две мачты с остатками снастей и вант. Но потом приливами да ветрами его повалило набок, и мачты накренились. Придя со школьниками к месту стоянки "Вьюна", Дорофей увидел, что кто-то поставил его снова на киль, подведя под нос и корму срубы из толстых коротких бревен. Это совсем недавно сделали колхозные плотники по распоряжению Климцова. Сам Климцов вряд ли бы догадался выровнять бот ему и так хватало дел, - если бы не директор школы Суховерхов. Это ему пришла мысль использовать "Вьюн" для экскурсий с целью пробудить у детей интерес к морским профессиям. Здесь, на берегу Дорофея попросили продолжить беседу, начатую в школе, и подробнее рассказать об истории "Вьюна". Дети обступили его кругом, поглядывая на старого капитана и на его суденышко. Позади школьников стояли учителя, Панькин и еще несколько жителей села, привлеченных сюда многолюдством. Дорофей, не привыкший к такому вниманию, немного смутился, но быстро овладел собой и начал: - Вот, ребята, перед вами колхозный рыболовный бот "Вьюн". Его построили в тридцать пятом году соломбальские корабелы в Архангельске. Колхоз тогда приобрел четыре таких суденка. Вон стоит Панькин, он был тогда председателем и купил их. Помнишь, Тихон Сафоныч? - Как же, помню! - отозвался Панькин. - Мы тогда обновляли парусный флот. Переводили его на механическую тягу... - Ну вот, значит, суденко, как видите, деревянное, небольшое. Теперь уж таких не строят. Теперь другие корабли - тральщики с рефрижераторными установками. Мощные! Ну а мы тогда ловили рыбу на таких ботах. Мощность дизеля пятьдесят лошадиных сил, по тому времени подходящая. А район плавания... район плавания, можно сказать, небольшой. Однако в сорок четвертом году мы с экипажем ходили аж до пролива Маточкин Шар. Я и сам удивляюсь теперь, как мы забрались в такую даль. Но надо было. Имели спецзадание - вылавливать мины, что понаставили фашисты. Почему назвали его "Вьюном"? Да потому, что устойчив он в шторм. Вьется, волнам в лапы не дается... Как поплавок ныряет вверх да вниз. Бегал быстро, как резвая лошадь. А качало на нем, - Дорофей рассмеялся, - почище, чем на качелях. У иного нутро выворачивало... Однако мы держались. Руля хорошо слушался. Давайте-ко пройдем на палубу. Сразу на палубе все школьники разместиться не могли, и потому они разделились на две группы. Дорофей, продолжая беседу, показывал, что где находится - рубка, люки, якорная лебедка, мачты, смотровая "бочка" на одной из них. Ему задавали много вопросов. Один паренек спросил: - Что нужно для того, чтобы стать моряком? - Прежде всего желание, - ответил Дорофей. - И приложить к тому хорошую учебу в школе да примерное поведение. Моряки - народ серьезный. А больше всего надобно воспитывать характер. Волю, значит. И добиваться своей цели. Когда школьники ушли, к Дорофею подошел Панькин и положил ему руку на плечо: - Ты им хорошо все объяснил. Может, пробудил у кого сегодня тягу к морю. - Любовь к морю, - поправил его Дорофей. - Ты ведь знаешь, море любить надо! Было холодно. С губы тянул свежий ветер, насыщенный сыростью и запахами водорослей. Дорофей глянул на низкое облачное небо. Тучи, гонимые ветром, шли на северо-восток, на полночь. Среди них образовался разрыв и блеснула прозрачная майская синева. В разрыв хлынули длинные и косые солнечные лучи. Они высветили вдали гребни волн, вода заблестела, засверкала ослепительно. Дорофею показалось, что там, в небе, кто-то большой и сильный тянет из воды огромный невод. А тетива у невода и ажурная тонкая сеть так и светятся, отливая чистым золотом.