- Игорь, познакомься с дядей Георгием, - сказал Михаил.
- Здравствуй, Игорь, - серьезно, без обычной взрослой снисходительности к ребенку, сказал Платонов и пожал узкую руку мальчика. - Где же ты оставил свою ставриду?
- У Филиппа, он ее выпотрошит и зажарит на углях. Филипп говорит, что он не видывал таких крупных ставрид. А вы долго будете у нас жить?
- Не очень. - Платонов постучал указательным пальцем по выпирающей ключице мальчика. - Хочешь мне немного помочь?
- Да, - сказал Игорь,
Вечером они обедали на веранде.
- Положить вам еще мяса? - спросила Ася, жена Михаила Левицкого. Она избегала обращения "дядя Георгий", его моложавая внешность почему-то вызывала у нее неприязненное недоверие.
- Нет, спасибо, - сказал Платонов. - И мясо, и овощи превосходны. Вы прекрасная хозяйка, Ася.
Женщина сухо поблагодарила и поставила перед гостем компот из черешни.
- Мама, - сказал Игорь, болтая ногами, - завтра мы пойдем с дядей Георгием к устью Лузы.
- Очень рада. Но почему бы вам просто не съездить в Халцедоновую бухту? Там пляжи лучше оборудованы,
- Э, Халцедонка! Мильон человек под каждым тентом.
- И все же это лучше, чем тащиться тридцать километров по жаре к Лузе.
- Ну, раз так далеко, то мы можем просто немного побродить по окрестностям, - сказал Платонов, уловив недовольство в тоне женщины.
- Нет, нет! - воскликнул Игорь, - Вы же сами говорили, что хотите сделать большой переход в этих ботинках,
- Что еще за ботинки? - спросила Ася. Платонов посмотрел на круглое лицо женщины, на ее поджатые губы.
- Просто хочу разносить новые ботинки. Ваши каменистые дороги очень располагают к этому.
- А я уж было подумала, не работаете ли вы в обувной промышленности.
- Некоторое отношение к ней я имел. Если можно, налейте еще компоту,
- Пожалуйста! - Ася налила ему компот из кувшина. - А где вы работаете теперь?
- Моя специальность - биохимия, Я должен завершить кое-какие исследования, а потом я собираюсь уйти... выйти на пенсию...
- Вы прекрасно выглядите для пенсионного возраста.
- Да, многие это находят, - спокойно сказал Платонов. Он молча допил компот, затем поблагодарил хозяйку и, сославшись на усталость, ушел в свою комнату. Ася проводила его
долгим взглядом,
- Игорь, - сказала она, - Отнеси посуду в кухню. Постой, Зачем дядя Георгий посылал тебя в город?
- Он дал мне список разных деталей, и я сбегал на набережную в радиомагазин Дядя Георгий научит меня паять.
- Это хорошо, - одобрил Михаил. - Может, он приохотит тебя к технике. А то только и знаешь книжки читать да рыбу удить со своим Филиппом. Ну, ступай. Осторожно, не разбей посуду. - И когда мальчик, схватив поднос с тарелками и стаканами, умчался в кухню, Михаил тихо сказал жене: - Ася, я хочу тебя попросить... Мне кажется, не следует задавать ему никаких вопросов.
- Почему это? - Ася так и вскинулась, плетеное кресло заскрипело под ее полным телом. - Что он за птица такая? Ты говорил, ему за семьдесят, а он выглядит как твой ровесник,
- Ну, Ася, это не резон, чтобы плохо к нему относиться.
- Пускай не резон. Не только не люблю, когда человек напускает на себя таинственность.
- Ничего он не напускает. Ты слышала, ему нужно завершить какую-то работу.
- Вот что я скажу тебе, Михаил. Пусть он лучше делает свои опыты в другом месте. Мало ли - взорвется у него что-нибудь или, чего доброго, дом подожжет... Я попрошу у нас в курортном управлении путевку для него в один из пансионатов...
- Нет, - сказал Михаил решительно, и она удивленно на него посмотрела. Нет, Ася, он будет жить у нас сколько захочет. Он родной брат покойной мамы. Кроме нас, у него совсем нет родных,
- Как хочешь. - Ася поднялась и щеточкой смахнула крошки со скатерти на подносик. - Как хочешь, Миша, Но мне это не нравится.
В темное небо с шипением взлетела ракета и высыпала прямо в ковш Большой Медведицы пригоршню зеленых и белых огоньков. И тут же понеслась новая ракета, и еще, и еще. В небе закрутились красные спирали, и пошел разноцветный звездный дождь.
Михаил вспомни", что не полил сегодня фруктовые деревья. Он спустился в сад и направился в хозяйственную пристройку за поливным шлангом. Свернув за угол дома, Михаил остановился в тени черешни.
Платонов стоял в темном комнате перед открытым окном. Сполохи ракет освещали его лицо, обращенное к небу. На этом словно бы окаменевшем лице резко были прочерчены жесткие складки, идущие от крыльев носа к уголкам твердых губ, и углубление на крутом подбородке. Лицо было спокойно, но Михаилу почудилась в нем какая-то безмерная усталость - такое выражение бывает у людей, которые уже ничего не ждут.
Михаил сделал шаг назад, ракушки скрипнули у него под ногой, и тут Платонов увидел его.
Увидел и улыбнулся.
- Большое гуляние в Кара-Буруне, - сказал он.
- Да, - сказал Михаил. - У нас всегда так отмечают выпуск бальнеологического техникума.
Вот уже две недели, как Платонов жил в доме своего племянника Михаила Левицкого. Он вставал с рассветом и будил Игоря, спавшего в саду на раскладушке. Они выпивали по стакану холодного молока и уходили в горы, Михаил и Ася в это время еще досматривали последние сны.
Платонов надевал для утренних прогулок новые коричневые ботинки на желтой подошве, а мальчику давал такие же ботинки, но изрядно поношенные. Игорю они были несколько велики, и он надевал три пары носков, чтобы ноги не болтались, и стоически терпел неудобства тяжелого снаряжения.
Часа через три они возвращались, тщательно обтирали ботинки от дорожной пыли и столь же тщательно взвешивали их на чувствительных весах. Затем Платонов ставил свои ботинки в особый ящик, на дне которого лежал войлок, пропитанный каким-то раствором, и от которого шли провода к прибору, собранному в первый же день по приезде. Ботинки же Игоря после взвешивания отправлялись в обыкновенную картонку.
Потом друзья - а они действительно стали друзьями, насколько это возможно при подобном различии возрастов, - съедали завтрак, оставленный Асей, и некоторое время работали. Платонов писал, а Игорь решал задачи, заданные дядей, или перематывал катушки, или читал что-нибудь свое. Бывало, Игорь, грызя карандаш над трудной задачей, поглядывал на дядю и замечал, что он не пишет, а сидит, уткнув лицо в ладони, но ни единого раза мальчик не решился потревожить его раздумья,