Бритым и пахнущим одеколоном Даниил нравился себе больше. Покрутившись по магазинам и закончив скобяной лавкой, он звякнул Роману, ожидая обычную ссылку на других людей или чересчур малое время, но услышал короткое - зайди.
Невероятно - солкосерил был.
- Сколько я тебе должен? - спросил Даниил, не отрывая глаз от упаковок с ампулами. Так вот они какие!
- Нисколько. - Роман с сомнением посмотрел на него. - Платишь госцену и всё. Это не для тебя, а для матери... Сочтёмся с Розенбаумом...
- Розенбаум это одно, а я это другое, - не согласился Даниил и положил на стол тысячу.
Роман просиял и посмотрел на него с облегчением и приязнью.
"Ты меня уважаешь, и я тебя уважаю" - вспомнились неожиданно кишинёвские фарцовщики у стен Летнего театра с его одновременно сухой жарой и прохладой с озера. - "Ничего не надо? Есть всё!.."
С фотографиями в наплечной сумке Даниил ждал тогда у служебного выхода Летнего театра. Оттеснив его, к Розенбауму сразу же подбежала группка молодежи и попросилась сфотографироваться. Он молча кивнул. Парень стал с одной стороны, девушка с другой, а третий их щелкнул. Они тут же ушли.
- Класс, - вполголоса сказал Розенбаум им вслед и подошёл к Даниилу. Он был в свежей сорочке, с чуть влажноватой кожей - видно, успел принять душ и переодеться. Даниил привёл с собой маленькую дочку. Розенбаум опустился на корточки и задумчиво посмотрел ей в лицо. Девочка рассмеялась. Он негромко сказал:
- Чудное личико. - Потрепал за щёчку и нехотя поднялся.
- Ну, давай твою работу, посмотрим.
Больше всего ему глянулись два цветных снимка: один фронтальный - энергичный и упрямый Розенбаум за ударной установкой. Он повертел его и усмехнулся. - Вот это и есть хулиган Розенбаум.
Другой в профиль с гитарой, с напряженными скулами, обострившимся носом и сильной линией подбородка. - Да, это я.
И стал подписывать пачку вторых. Эти Даниил потом дарил близким и друзьям.
- Возьми и себе, - сказал Даниил.
Розенбаум без разбора отделил половину снимков и спросил:
- Ты едешь?..
Уже с лёгкой руки людей из Народного Фронта Молдовы бытовые стычки переходили в сакраментальное - "Почему говоришь по-русски?.." - с вариантом продолжения в зависимости от ситуации - "Русская свинья!"
- Да, еду, - сказал Даниил.
- Ну, бывай. Будешь в Ленинграде, звони...
За эту свинью Даниил и двинул кому-то в челюсть на троллейбусной остановке. Хотел добавить, но, из-за набегающей кулачной ватаги, решил, что ретироваться рациональнее.
Бывшая однокурсница Костанца по прозвищу Китти, наполовину молдаванка, на другую украинка, повезла недавно туристическую группу в Ригу. Возвращение было достаточно сложным - сначала документы дотошно изучали за стойками, затем ими же и багажом занялась таможня, наконец, к документам подключились пограничники. А потом, откуда ни возьмись, возник Латышский Народный Фронт в нарукавных повязках и тоже потребовал документы.
Китти сказала:
- У нас групповая поездка, всё уже проверено, все штампы проставлены.
- А теперь покажите нам!
- Не покажу, - заявила Китти и сунула документы за пазуху. - Если вы свиньи, то достаньте!
Свиньями не рождаются. Они не решились доставать...
Дело сделано, ампулы в сумке! - Даниил пребывал в хорошем настроении. Надо ехать домой. Он бодро шёл к Московскому вокзалу, разглядывая по дороге витрины - знал, что с Витебского на юг перед Новым годом не прорваться. Любым поездом до Москвы, а там...
Он рассматривал книжный киоск и вдруг, подчиняясь неясному толчку в грудь, сунул голову в окошко, почти упершись в лицо пожилой продавщицы:
- Я от Розенбаума. Вы оставили для меня книги?
Та выпучила глаза, дёрнулась, судорожно зашарила под прилавком и вытащила двухтомник Агаты Кристи.