В ответ раздался оглушительный рев.
Майерс схватил Енсена за руку:
— Он не сможет сам добраться до конца!
Но Майерс ошибся. Блок продолжал свою речь, прерываемую оглушительными криками и аплодисментами. Уже не имело значения, слышит его кто-нибудь или нет. Блок поднял руки вверх, словно собирался обнять всю аудиторию, и в этот момент отчетливо прозвучал чей-то голос:
— Давай! Покажи им!
И Блок дал. То, что он говорил, не имело ни малейшего значения — но когда он закончил, зал устроил ему пятиминутную овацию.
— Что произошло? — спросил Майерс, пытаясь перекричать неимоверный шум. (Он и сам аплодировал, не жалея ладоней.)
Енсен продолжал сидеть. Казалось, маленький человечек окончательно раздавлен; потом, притянув к себе Майерса, он проговорил дрожащим голосом:
— Неужели вы сами не видите, что произошло? На то был один шанс из тысячи. Ближе к концу я начал подумывать, что это возможно. Такое может случиться…
— О чем вы говорите?
— Аудитория прошла точку возгорания — Блок впервые в жизни выступал перед такой аудиторией, но ведь и оратор тоже имеет точку возгорания. Именно это и случилось с Блоком, а такой оратор сумеет повлиять на общественное мнение и сдвинуть горы.
— Кто? Барри?
— Да.
— Так это же замечательно!
— В самом деле? В таком состоянии он обладает колоссальной властью, и как только Барри это поймет, он перестанет в нас нуждаться. И куда он пойдет? Далеко не всегда люди, обладающие такой харизмой, вели человечество к бессмертной славе.
Вокруг них толпились люди.
— Это было совсем нетрудно, — негромко проговорил Блок, обращаясь к Майерсу. — И я чувствую себя просто великолепно! — Он, смеясь, повернулся к боготворящей его толпе.
Майерс с сомнением смотрел ему вслед, а в глазах Енсена появился страх.
Последний челнок
Вирджиния Ратнер вздохнула:
— Полагаю, когда-то должен быть и последний раз. Ее глаза с беспокойством обратились в сторону моря, сверкающего под теплыми солнечными лучами.
— Напоследок нам повезло — выдался отличный денек, хотя дождь с градом лучше соответствовал бы моему настроению.
Роберт Гилл, старший офицер Космического агентства Земли, посмотрел на нее без особого сочувствия.
— Перестань хандрить. Ты же сама сказала: должен быть последний раз.
— Но почему мне выпало быть пилотом?
— Потому что ты наш лучший пилот и мы хотим, чтобы все прошло без проблем. А почему я должен демонтировать агентство? Удачного завершения!
— Удачного завершения? — Вирджиния наблюдала за погрузкой, неподалеку выстроилась длинная цепочка дожидающихся своей очереди пассажиров.
Последний полет.
Она управляла челноками вот уже двадцать лет, и все это время знала, что когда-нибудь наступит последний рейс. Можно было бы предположить, что это знание ее состарит, но в волосах Вирджинии не появилось седины, а на лице — морщин. Может быть, жизнь в условиях постоянно меняющейся гравитации имела к этому какое-то отношение.
Однако мятежное настроение ее не покидало.
— Вот если бы последний челнок взорвался при взлете, в этом была бы некая впечатляющая ирония — или справедливость. Так мне, по крайней мере, иногда кажется. Протест самой Земли.
Гилл покачал головой:
— Строго говоря, я должен подать рапорт куда следует о том, что ты ведешь подобные разговоры, однако я прекрасно понимаю, что на тебя просто напал приступ ностальгии.
— Ну давай, подай на меня рапорт. Меня занесут в категорию неуправляемых особ и лишат лицензии пилота. И тогда я займу место среди последних шестисот шестнадцати пассажиров — пусть их будет на одного больше. Какой-нибудь другой пилот войдет в историю как последний…
— Я не собираюсь на тебя доносить. Не говоря уже о том, что никаких непредвиденных неприятностей ждать не приходится. Взлеты челноков совершенно безопасны.
— Не всегда, — мрачно заявила Вирджиния Ратнер. — Был же случай с «Энтерпрайз-шестьдесят».
— Нашла о чем вспомнить. Это произошло сто семьдесят лет назад, а с тех пор не зарегистрировано ни одной космической катастрофы. Теперь, после открытия антигравитации, никто не рискует даже своими барабанными перепонками; рев взлетающей ракеты — давно забытый анахронизм. Послушай, Ратнер, тебе пора на верхнюю палубу. До взлета осталось меньше получаса.
— Ну и что? Может быть, напомнишь мне, что взлет полностью автоматизирован и мое присутствие на капитанском мостике по большому счету никому не нужно?