И на этом этапе Назыров пришёл к абсолютно тому же выводу, что и Клёпа. Он предположил: Колибри оказался случайной жертвой, а истинной мишенью был Скрепкин. Это ведь у него были деньги, и, похоже, именно он, прикрываясь благотворительной помощью библиотеке, был боссом её ночной жизни. Это же на его деньги проводились ремонт и модернизация. Значит, Владик и был ключевой фигурой. И, наверно, на него «наехали». И то ли старая «крыша» стала требовать больший кусок, то ли кто-то новый попытался взять на себя «крышевание». А Скрепкин чем-то не угодил и оказался крайним, поставив, таким образом, свою жизнь под угрозу. Колибри же, как это ни цинично звучит, попал в отходы производства. Оказался в ненужном месте в ненужный час. И тогда становилось логичным для профессионала убийство консьержки, свидетельницы, и сходство метода обоих преступлений. Хотя эта версия была выстроена на песке, Назыров, доверяя собственному опыту, считал, что вероятнее всего прав, и дело только в том, чтобы найти соответствующие доказательства.
Но была проблема. Как раз именно эту версию сыщику и не хотелось разрабатывать. Наоборот, ему хотелось закопать её поглубже в тайники своей памяти. Ведь он же мог ничего и не знать? Ни о чём не догадываться? Или просто закрыть глаза на весь этот вылезающий из всех щелей криминал. И только потому, что не хотел, чтобы Настя оказалась вовлечена в эту заваруху. Неважно, в каком качестве: свидетельницы ли или подозреваемой по делу. А это бы неизбежно произошло, если бы Назыров в рамках расследования раскрыл истинное предназначение библиотеки и выдвинул свою версию убийства Колибри. И плевать ему было на капитанские звёздочки и скорую перспективу стать старшим оперуполномоченным.
Но одно его всё-таки смущало. Он не хотел брать себе на душу грех смерти Скрепкина, если из-за его (сыщика) бездействия того всё-таки грохнут. Ведь не зря же его пас Клёпа.
* * *
Но Игнат вообще-то ошибался. Жизни Скрепкина со стороны Михалёва ничего не угрожало. И следил он, в общем-то, не столько за Владиком, сколько пытался выяснить в соответствии со своей версией о разыскиваемом «общаке», не следит ли за библиотекарем кто-нибудь ещё. Но пока ни он сам, ни его пацаны ничего подозрительного выявить не смогли. И Клёпа с согласия босса дал команду наблюдение снять.
Было чуть больше девяти, когда изнывающий от нетерпения Назыров посчитал, что Настя уже должна быть на работе, и набрал номер её мобильника. В ответ раздались длинные гудки, после чего любезный голос предложил оставить сообщение. Игнат уныло вздохнул. Он этого и ожидал, но продолжал упорно названивать в надежде услышать живой Настин голос. А та не только прекрасно слышала звонки, но, зная, от кого они, лишь презрительно морщила губки. А где, скажите на милость, был этот сукин сын, когда она сама по десятку раз в течение долгих дней, презрев гордость, прижимала к уху бездушную трубку в ожидании, что он, проклятый татарин, наконец, ответит? И теперь вдруг решил поговорить?.. А она ведь так умоталась за ночь, что ей совсем не с руки было заниматься выяснением отношений и ещё потом делать в соответствии с занимаемой должностью уборку библиотеки. И разве Назыров мог понять, что её собственная душа казалась ей изрытым снарядами полигоном. Нет, мент, не дождёшься. Она не желает с ним больше разговаривать.
Но Игнат не собирался сдаваться и позвонил прямиком в кабинет Вэвэ, которая, никогда не разговаривавшая ранее с ним по телефону, не узнала его голос, но очень возмутилась просьбе позвать Настю, то есть уборщицу. Только этого ещё не хватало. Заведующая не была злыдней и, не сердись она в последнее время на Кравчук, конечно, не стала бы вредничать, но тут Назырову, что говорится, пошла не та карта. Вэвэ была не в духе. И спала этой ночью плохо, и добиралась до работы долго, да и Настя что-то завозилась с уборкой. А значит, нечего ей по телефону трепаться. Но Назыров был настойчив. Он наплёл, что из США и проездом в Москве, и должен передать ей посылочку от родственников в Балтиморе, а номер мобильника, как на грех, потерял. Слава богу, помнил, что она работает в этой библиотеке, иначе шмотки так бы не пришлось везти обратно. Женщина она и есть женщина, и, хотя в Москве давно не было проблемы со шмотками, даже в минуту гнева лишить возможности себе подобную получить на халяву какой-то прикид было уж чересчур строгим наказанием. И, смягчившись, Вэвэ всё-таки позвала Кравчук. А Настя понятия не имела, о каком Балтиморе и о какой посылке идёт речь, но трубку взяла и, услышав голос Игната, окаменела. Как будто посмотрела в глаза василиску. Так вот и застыла не в силах ни бросить трубку, ни вести какое-либо подобие осмысленного разговора. Но понимать, хотя и не без труда, о чём он говорит, Настя всё-таки могла.