Снова противно зашуршала пленка. Наконец, послышался испуганный, но решительный Машкин голос.
– Слушай ты, дрочила прыщавая. С таким, как ты, я, как говорят, на одном поле и ср… не стану.
В ответ раздался механический смех. По-моему, он действительно думал, что он Фантомас.
– Марина Витальевна, из ваших сладких уст даже брань слышится как неземная музыка. Завидую Родику, который их целует. Но и это не навсегда. Всякое в жизни бывает.
И разговор закончился. Машка снова расплакалась.
– Родька! Он все про нас знает. Он все время вчера был где-то рядом. Родик! Я боюсь.
И она, уткнувшись в мою грудь, залилась горючими слезами.
Я, как мог, попытался ее успокоить.
– Маш! Не преувеличивай. Мы с тобой не герои триллера. Скорее, все обстоит просто. Этот Эдуард, наверное, какой-то одинокий и замкнутый человек. Возможно, с физическим дефектом. И этим объясняется его странный голос. И он, на беду, увидел тебя по телевизору и влюбился, хотя и понимал, что никаких шансов добиться взаимности у него нет. Но победить желание обладать тобой не смог. И начал использовать запрещенные приемы, вроде киношного нагнетания страха, это дает ему иллюзию силы и даже всесильности. Я понимаю, от этого тебе не легче. Вопрос в том, насколько его можно считать опасным. И поэтому я сейчас же поеду и проведаю его. – В моем тоне прозвучала угроза. – И спрошу, как поживает. Не нужно ли помочь? Спинку потереть, к примеру, бейсбольной битой.
Машкины глаза с надеждой смотрели на меня. А я продолжал:
– Вся его информация о нас, по сути, доступна любому любопытному. Как он получил этот адрес, понятно. А дальше и усилий не требуется. Зная адрес, можно выяснить, кто по нему прописан. Вот и его информация обо мне. Что же касается цветов и ресторана, то это тоже загадка не из сложных. Как любой сумасшедший поклонник, он наверняка пасется поблизости в надежде увидеть кумира. Вот и проследил, как мы пошли в ресторан. А соседка частенько сиднем сидит на лавочке и любит поболтать, могла сама похвастаться приветливому незнакомцу, как ей перепал красивый букет. Вот и вся задачка. Так что, с моей точки зрения, для того чтобы этот Эдуард поостыл, нужно провести воспитательную работу в виде душеспасительной беседы, сопровождаемой легким и ненавязчивым битьем по морде. Чем я и намерен заняться.
Я начал собираться и попросил Машку принести конверт с адресом. Та колебалась. Похоже, она поняла, что я не шучу, и не хотела возможных неприятностей.
– Родь! А может, вначале обратимся в милицию? Пусть они разбираются.
Я всем своим видом выразил сомнение.
– Ты это серьезно? Да нас пошлют подальше. Даже не потому, что плохие, а просто у них и так полно реально покалеченных и убитых. А мы припремся с записью скрипучего голоса и с неконкретными угрозами. Наверняка, просто перепихнут на участкового, и все.
Я пожал плечами. Но Машка все равно не хотела, чтобы я уходил. Мне это казалось глупым, но она, похоже, за меня боялась.
– Родь! Погоди, не торопись. Что-то мне неспокойно за твою соседку. Может, вначале пойдем проверим?
– Да на фига она ему. Упомянул, чтобы тебя попугать, показать, как много он про тебя знает.
Но Машка настаивала:
– Пойдем. Проверим. Ну чего тебе стоит?
Я нехотя согласился, и мы позвонили в соседскую дверь. Никто не ответил. Удивительного ничего не было, она могла куда-нибудь выйти, но я на всякий случай надавил на ручку двери. И та открылась. После попавшей в газеты истории, когда соседка несколько дней пролежала больная в квартире, пока, наконец, смогла позвонить в «скорую», а врачам вместе с участковым пришлось ломать дверь, она запиралась редко.
Мы вошли.
– Людмила Сергеевна! Вы дома? – прокричал я, но ответа не было. В квартире было темно, пошарив в поисках выключателя рукой, я зажег свет.
Соседка, величественно выпрямившись, лежала посередине ковра. Ее правая рука, уложенная на живот, держала букет роз. Рот был ярко подкрашен помадой, прочертившей вверх по щекам дугообразные линии, вроде клоунской улыбки. На голову было водружено что-то изображавшее фату и сделанное из наволочки. За ухо, довершая ансамбль, была кокетливо засунута еще одна роза. Из ярко красного пятна на белой блузке торчал пробивший грудину большой кухонный нож. Машка взвизгнула и прижалась ко мне.