– Маш! – проговорил я. – Я, наверное, тоже не совсем нормален, но мне кажется, что все очень просто. Хлопотун ведь в своем письме уже косвенно признался тебе в любви. Он как мужик возжаждал тебя. И добивается этого теми способами, которые подсказывает ему больной рассудок. Хочет, чтобы ты ему полностью принадлежала. Сломанного человека подчинить легко. Завтра, скажем, подойдет к тебе где-нибудь эдакий обаятельный мужчина и заговорит приятным голосом. Не жабьим, как у Хлопотуна по телефону, а ласковым. Как у Виктора Юрьевича.
Машка укоризненно на меня посмотрела.
– А ты и растаешь. А он и посочувствует, и дельный совет даст. Не то что я. А убить он всегда успеет, если выхода не будет, только ведь убийство – это необратимо.
– Родик! – довольно серьезно спросила Машка. – Ты когда-нибудь у психиатра был?
Я засмеялся и отрицательно покачал головой.
– Можешь иронизировать сколько хочешь, но я не исключаю, что прав. Думаю, вообще нужно рассказать об этой идее Скворцову. – Я перешел на более серьезный тон. – Кстати, о чем ты с ним чирикала?
Машка неопределенно хмыкнула.
– Я, в отличие от тебя, врать не стану. Я выясняла, не перешло ли к нему дело твоего начальника. Но он ответил, что пока нет. Это произойдет только в том случае, если совпадет пуля, убившая Тимура Арсеньевича, с той, которой стреляли в меня. А пока он сказал, что добился усиления моей охраны еще на двух человек.
– А про пушку Хлопотуна не спрашивала? Может, удалось что-то откопать?
Маша пожала плечами.
– Да мне и в голову не приходило этим интересоваться.
На следующий день я не мог не пойти на работу. В принципе, мне нужно был явиться еще вчера, но я провел почти целый день в милиции. А мне надо было принять дела Тимура и, пока не поступило иных указаний, начать выполнять его обязанности. Кроме того, я не хотел возникновения ненужных толков и предположений. Сотрудники не знали об истории с Машкой и не понимали подоплеку моего отсутствия в предыдущие дни. А если бы я и после убийства босса перестал появляться на работе, это без сомнения породило бы кучу вредных слухов. У меня не было сомнений, что тот же «доброжелатель» или «доброжелатели» уже распространил по фирме версию о том, что в преступлении мог быть замешан и я.
Сесть в кабинете Тимура я не рискнул, хотя основная часть телефонных звонков шла к нему. Я, как обычно, расположился у себя и через некоторое время схватился за голову. Телефон трезвонил не переставая, и это учитывая то, что звонки проходили сортировку у Генриетты. Я тонул в череде бесконечных вопросов, соболезнований, разговоров о процедуре похорон и т. п. Наконец, я взмолился и попросил Генриетту полчаса меня ни с кем не соединять.
Минуту я просто сидел, тупо глядя на дверь напротив, а потом набрал номер Скворцова. Тот обрадовался, услышав мой голос.
– Родион Николаевич! – бодро начал он. – Вам совершенно невозможно дозвониться. Ни на городской телефон, ни на мобильник.
А я действительно выключил мобильник. Он тоже трезвонил без перерыва. Вначале я еще как-то пытался отвечать, думая, что меня ищет Машка или Нинка, но это были те же сочувственные звонки разных знакомых и малознакомых людей, за которыми скрывался вполне деловой и холодный интерес, кто займет еще теплое место Тимура, и будут ли как-то меняться приоритеты фирмы.
Я объяснил Скворцову ситуацию, и он понимающе причмокнул губами.
– Родион Николаевич! – продолжил он разговор. – У меня есть новости, хотя не знаю, хорошие они или плохие. Имеющиеся у нас пули даже при не очень тщательном сравнении выглядят идентичными. Поэтому существует высокая вероятность, что и в этот раз жертвой преступления должна была стать Мария Витальевна.
– Так что же в этом хорошего? – удивился я.
Скворцов усмехнулся.
– Для Маши, думаю, ничего, – грустно сказал он. – А для вас, может, наоборот. По крайней мере, Пинхадзе почти перестал вас подозревать в убийстве вашего босса. Очень вы ему не понравились. Он, знаете ли, у нас физиономист. – В голосе капитана послышалась насмешка. – Он говорит, что вы напомнили ему гидропонный овощ. С виду красивый и вкусный, а внутри – вода и антибиотики, чтобы привкус гнили отбить.
Я не очень весело засмеялся.
– Я не физиономист, но его лицо мне тоже не шибко понравилось. Типичный оборотень в погонах… Значит, мне правильно показалось, что ему не терпелось меня арестовать?
– В общем, не без того, – согласился капитан. – Но Пинхадзе – не оборотень и хороший сыщик. И знает свои слабости. Поэтому, если факты с его версией не совпадают, он их подтасовывать любой ценой не будет.