Эвиан было странно, что она может идти по дороге, никого не боясь; казалось, она забыла о том, что всего два года назад вот так же спокойно и свободно разносила по домам материнские заказы.
Следуя указаниям хозяйки гостиницы, она быстро нашла нужный адрес. Войдя в магазин при мастерской, Эвиан тут же увидела, что здесь много красивых, хорошо сделанных вещей — отделанное ирландскими кружевами, ажурной строчкой и французской вышивкой белье, украшенные бархатными полосами атласные корсажи, очаровательные полотняные чепцы, скромные ситцевые и дорогие шелковые платья.
Хозяйка, женщина средних лет с умным и проницательным взглядом, выслушав ее, сказала:
— Вы действительно умеете шить?
Эвиан кивнула.
— Тогда приносите свои изделия, я попытаюсь продать их через наш магазин.
— Я… пока у меня нет материалов и принадлежностей для шитья, потому что я только что приехала в город.
— Как ваше имя?
— Фиона Лаусон, — голос девушки дрогнул. — Миссис Лаусон.
— Покажите ваши руки.
Протянув хозяйке ладони, Эвиан вдруг поняла, что ее руки — это не руки швеи, ведь в последние годы она не брала в руки иглу, и сообразила, что отныне (и, возможно, до конца жизни) ей придется изворачиваться и лгать.
— Я шила, правда шила, но… — взволнованно начала она и умолкла, не зная, что сказать.
К счастью, собеседница Эвиан оказалась внимательным человеком: ей было достаточно беглого взгляда, чтобы понять, что в жизни молодой особы произошла какая-то трагедия и что перед ней честная женщина. Задав Эвиан несколько вопросов, хозяйка уверилась, что та разбирается и в тканях, и в фасонах платьев, а также умеет снимать мерки.
В конце концов она сказала:
— Хорошо, я возьму вас на пробу. Сначала помощницей швеи, на небольшое жалованье. Посмотрю, как вы работаете, и если справитесь, оставлю.
— Я буду очень рада!
— Тогда приходите завтра.
Вернувшись в гостиницу раньше Кларенса, Эвиан сделала то, чего не делала уже давно: вынула небольшое зеркало и принялась разглядывать себя. Она решила, что надо постараться вычеркнуть из памяти события безрадостной замужней жизни. Ей хотелось взглянуть на себя новыми глазами.
Ее лицо слегка осунулось, щеки потеряли живой румянец девической поры, губы были не такими алыми, а главное — ее глаза разучились улыбаться. Вспомнив странные слова Заны: «Когда-нибудь ты снова сможешь плакать, и именно тогда твоя судьба сделает поворот», Эвиан задумчиво отложила зеркало.
Вернулся Кларенс. Заметив его тщательно скрываемую досаду, девушка спросила:
— Ты что-нибудь нашел? — ей вдруг показалось глупым, что они до сих пор обращаются друг к другу на «вы».
— Да, — ответил он, сохраняя все тот же странный вид.
Эвиан решила прийти на помощь:
— Не слишком большая плата? У меня тоже: мне пообещали место в швейной мастерской. Впрочем, я и не рассчитывала на большее.
— Дело не в этом… — он умолк, явно не зная, как объяснить, что его не устраивает, а потом неожиданно произнес: — Все хорошо. Главное, у меня есть работа. Быть может, потом подвернется что-то другое.
Кларенс в самом деле не знал, как объяснить, что причиной его недовольства стала обыкновенная… лопата. Он был еще мал, когда отец взял его за руку, подвел к сараю и, взяв лопату, сказал:
— Ты должен знать, что это такое, и иногда даже работать этим, но только не вздумай зарабатывать на жизнь лопатой! Тот, кто сидит на лошади, всегда выше того, кто роется в земле! Лопата быстро лишит тебя и мозгов, и свободы.
Кларенс обошел почти весь город, но не нашел ничего достойного. Ему не было места среди банковских служащих, цирюльников, барменов, почтовых работников, торговцев, приказчиков и врачей, ибо он никогда не занимался ничем подобным. В одном из салунов, куда он зашел, чтобы купить тарелку бобов на обед, ему сказали:
— С работой в городе плохо, парень! Если не обидишься, можем подсказать, где требуются ребята, чтобы копать канавы.
Вот так ему и пришлось взять в руки ненавистную лопату. Кларенс думал о том, что у них с Эвиан не хватит никаких средств, чтобы жить в пусть даже дешевой гостинице и питаться едой из салуна. Следовало поискать комнатку в какой-нибудь семье, где им позволили бы готовить.
Прошло несколько дней, потом неделя, вторая. Кларенс так и не признался своей спутнице насчет лопаты и делал вид, что его вполне устраивает работа, которую зачастую выполняли мексиканцы или китайцы.