Или – обожгло вдруг Познавшего Тьму – это уже взялся за дело Закон Равновесия, столь пренебрежительно им отброшенный?
Нет, нет, прочь сомнения! Остаётся только одно – рассечь незримую удавку, весь мир не может расставаться с жизнью вот так просто, когда всякое существо на его поверхности, в морях или в воздушных океанах сгинет без следа и в мучениях!..
«Это сотворил ты, Хедин, Познавший Тьму…»
Уже знакомый шепчущий голос. Бесполезно бросать ему вызов, он не явится на бой.
Мир оставался позади. Надвигалась Межреальность с её свободой, дикими, вольно катящимися потоками силы – потоками, на которые, как считалось, невозможно накинуть узду.
Оказалось, что это не так.
Но где он, этот узел?! Где петля – и, самое главное, где затянувшие её руки?!
Ведь силы Познавшего Тьму тоже не беспредельны. Накапливались боль и усталость, и даже сбросив плоть, суть Истинного Мага – то есть Нового Бога, конечно, – невозможно сделаться всемогущим и неуязвимым.
…Но и здесь, в Межреальности, ему никак не удавалось нащупать животворный поток силы. Познавший Тьму очутился словно внутри исполинского пузыря, в котором бился, подобно мотыльку в банке, угодивший в ловушку мир.
Ангелы исчезали, последние из уцелевших, изо всех сил работая крыльями, устремились прочь, к некоей точке в отдалении – и Хедин бросился в погоню. Не важно, ждала его там западня или нет, требовались бой и схватка, требовалось дотянуться до незримой гарроты; поэтому пусть думают, что он послушно следует, куда они пытаются его заманить.
Кирваду и войску придётся подождать ещё какое-то время.
Теперь он скользил высоко-высоко над гибнущим миром, по самой кромке Межреальности – обычное буйство её странной жизни сейчас тоже угасало, и здешние обитатели корчились, лишённые того, что заменяло им воздух.
Спаситель ничего не оставлял на волю случая.
Но где же Он сам?!
– Покажись!
Напрасно. Призыв – слабость, в молчании – истинная сила.
Вот точка, где скрылись последние из уцелевших ангелов, ничем не примечательная: гладь Междумирья, его сплётшиеся тропы, его хищные цветы, сейчас поникшие, посеревшие, распадающиеся тонкой пылью; что же здесь особенного, где тут потайная дверь?..
Последний из ангелов задерживается, белые крылья вдруг запахиваются, словно плащ, и сама фигура бесплотного посланца Спасителя замирает, выпрямляется, не торопясь скрещивает руки на груди…
И Познавший Тьму узнал печального, молчаливого странника в старых поношенных сандалиях и видавшей виды накидке, того самого, что благословил когда-то их с Ракотом.
Он стоял, глядя на Хедина – то есть на приближающийся чёрный вихрь, в сердце которого билась алая капля Пламени Неуничтожимого, – со спокойной грустью, чуть склонив худощавое лицо, обрамлённое длинными прямыми волосами.
Непонятно было – в Нём ли самом исчезли крылатые ангелы, или это только казалось Хедину, привыкшему всюду искать потайные ходы и секретные двери?
…Чёрный вихрь замедлился, Познавший Тьму даже не мог вернуться обратно к привычному виду – меч древних набрал страшную мощь, он пылал мрачным жаром, словно истинное Пламя Неуничтожимое, словно память о дыхании Творца, истинного, единого и вечного.
Такое не удержишь человеческими руками.
А всё остальное, не исключая и застывшего перед Познавшим Тьму печального странника, есть порождение мысли Творца и его плана.
Спаситель стоял, не шевелясь и не произнося ни единого слова, лишь смотрел с молчаливой жалостью.
Казалось, перед Новым Богом очутился простой смертный. Хедин ничего не ощущал в застывшей безмолвной фигуре – просто человек в запылённых сандалиях, прошагавший, наверное, не одну лигу под жарким солнцем.
Но позади у них лежал сейчас целый мир, задыхающийся, на грани гибели. И потому не важно, кто перед Познавшим Тьму или что; клинок Пламени Неуничтожимого должен разить. Не стоящего перед ним – но того, кто отнимает жизнь и дыхание у великого множества живых существ, и разумных, и нет.
Багровое лезвие ударило, словно обретя свои собственные волю и сознание; а Новый Бог Хедин внезапно ощутил на себе восьмизрачковый взгляд; он тут, Дух Познания, без него, конечно же, эта схватка не могла обойтись.
Смотри, смотри, если не нашёл себе другого занятия; смерть целого мира для тебя, Дракон, лишь забавная сценка. Сколько их было, сколько их будет – Хедин наизусть помнил всё, что мог сказать ему Орлангур.
Спаситель не пошевелился, когда меч тёмного пурпура рубанул Его наискось. Он лишь смотрел в упор на Хедина – или в то место чёрного вихря, где, наверное, считал, должны пребывать его глаза.