Старый охранник подошел к окошечку кассы, тихонько постучал по нему и, просунув голову, сказал:
— Машина уже здесь, панна Малгося. Так что? Я могу сказать водителю, что мы уже едем?
— Да, пан Станислав. — Малгося встала, закрыла окошечко и повесила табличку: «Закрыто». Посмотрела на часы. Было уже девять тридцать. — Скажите ему, пусть минутку подождет. Я зайду к директору, чтобы он подписал чек.
— Хорошо. Тогда я подожду у машины.
Он медленно отошел и, пересекая зал, почти незаметным усилием распрямил плечи, так как хорошо понимал, что на этой должности должен производить впечатление мужчины в расцвете сил, физически крепкого и умеющего действовать в любой непредвиденной ситуации.
Малгожата потянулась за плащом.
— Там весь мой резерв: сто сорок тысяч.
— Хорошо! — Инка, не глядя, протянула над столом руку за ключом от сейфа. — Только возвращайся быстрей, потому что после двенадцати начнутся выплаты для всего повята. Снова я не справлюсь и будут нарекания. Сколько ты берешь в воеводстве?
— Полмиллиона, — Малгожата непроизвольно прижала локтем сумочку, в которой лежал минуту назад выписанный чек. — Наверное, хватит?
— Наверное. — Инка посмотрела на свою красивую, может быть, немного слишком большую руку, поднеся ее к глазам и двигая пальцами. — Взносы ведь тоже какие–нибудь будут. Пойдешь со мной после работы выбирать эти перчатки?
— С удовольствием. Но не забудь сказать, принесет ли он тебе сюда цветы. — Малгожата открыла дверь перегородки, махнула ей рукой и вышла, сопровождаемая словами:
— Я поставлю их тебе на столе в вазочке! Ты самая лучшая на свете!
Маленький «фиат» мчался по шоссе, тянувшемуся абсолютно прямой линией через голые весенние поля, тут и там расцвеченные яркой зеленью всходов. Он миновал поворот на боковую, в хорошем состоянии, узкую дорогу. Впереди показался далекий темный лес. «Фиат» увеличил скорость, и лес начал приближаться гораздо быстрее.
Когда появились первые деревья, машина внезапно притормозила. Шоссе бежало теперь в тени высоких старых дубов. Через минуту между ними показалась узкая, ведущая к отдаленной роще дорожка.
«Фиат» поехал еще медленнее и свернул вправо, он проехал по дорожке несколько десятков метров и снова свернул, на этот раз в лес.
Как большой жук, переваливаясь по неровной поверхности земли, он исчез в густых зарослях подлеска. Затем остановился. Его ровно и тихо работающий двигатель замолчал.
Несколькими минутами позднее серая «варшава» пролетела через лес и миновала поворот, направляясь в ту сторону, откуда приехал «фиат». Рядом с хмурым небритым водителем сидел седоволосый охранник Станислав, держа винтовку между колен.
Малгожата Маковская, забившись в угол заднего сидения, читала книжку, придерживая рукой дрожащие очки.
Станислав, который сонно глядел на бегущую под колесами ленту шоссе, повернулся и посмотрел на нее через плечо.
— Что это такое панна Малгожата читает, что даже не отзывается? Детектив или что–нибудь серьезное?
— Что читаю? — Малгожата быстро захлопнула книжку, положила ее на колени и начала протирать платком очки. — Да ничего… просто так… такая повесть.
Она замолчала и слегка покраснела, но в полумраке машины никто не смог бы этого заметить. Она не умела говорить неправду, и эта маленькая ложь принесла ей мимолетное чувство унижения. Но она даже перед собой стыдилась этой глупой книжки, которую читала уже четвертый или пятый раз в течение последней недели, то есть с того дня, когда взяла ее в библиотеке. Эта книжка состояла из сказок о бедных и некрасивых девушках, которых счастливый случай возносил гораздо выше их самых смелых мечтаний в райскую страну богатства, счастья и любви. Книжка называлась «Не буду Золушкой», а каждая сказка заканчивалась коротким комментарием, содержащим советы на все случаи жизни и предлагающим выход из любых самых сложных жизненных ситуаций. Но, к сожалению, ни один из этих выводов и ни один из советов нельзя было употребить, чтобы изменить жизнь кассирши Малгожаты Маковской: девушки некрасивой, робкой и неэнергичной.
— А, это повесть! — охранник Станислав рассмеялся и кивнул головой. — А некоторые и из жизни пытаются сделать повесть, чего только ни придумывают о себе и о других, лишь бы только окрутить какого–нибудь парня или податься на отдых в Закопане и прожить там, сколько только удастся. В нашем банке каждая вторая только об этом и думает. А вы только постоянно читаете эти повести. И всегда вы одна в этом городе, я вижу вас иногда в воскресенье или вечером. И зачем такая жизнь?
— Одни родятся такими, другие иными… — Малгожата улыбнулась беспомощно, чувствуя, что покраснела еще больше. Она почувствовала тупой, короткий укол в сердце. Значит, даже этот пожилой человек, разгуливающий полдня с пистолетом среди клиентов банка и ворчливо им дающий информацию, так легко разглядел ее печаль? В таком случае, наверное, это видели все, и все с жалостью относились к милой Малгосе, которую считали порядочной девушкой. Она ненавидела это слово и мечтала о том, чтобы когда–нибудь, в будущем, заслужить определение «непорядочной». Но, как известно, для порядочного человека это не так–то просто. И она постаралась сказать как можно убедительнее, хотя в душе сама мало в это верила: