Как вам такое, сеньор Циммерман! Получите и распишитесь!
Я даже смотреть на него не хочу.
Но, в конце концов, жажда отмщения, живущая во мне, заставляет меня обернуться. И действительно, его лицо теперь уже выражает не раздражение, а безудержный гнев.
Ну как же, он пришел, и вот, смотрите, что получил!
Нас предупреждают, что через пять минут начнется финальная гонка. Решающая. Мы с Давидом поднимаемся, опять сталкиваясь костяшками кулаков, желаем друг другу удачи, и идем каждый к своему мотоциклу и своей группе поддержки. Отец вручает мне каску и очки, и, подойдя ко мне поближе, интересуется:
- Ты что, пытаешься вызвать ревность у своего жениха с помощью Давида Гепардо?
- Папа, у меня нет жениха, - настаиваю я.
Отец смеется, и прежде, чем он успевает что-либо сказать, я добавляю:
- Если ты имеешь в виду того, о ком я думаю, то, я тебе уже сказала, мы расстались. Все кончено!
Папа, добрая душа, вздыхает:
- Полагаю, что Эрик так не думает. Он не позволит вашим отношениям так закончиться.
- Мне все равно, папа.
- Ага! Ты такая же упрямица, как твоя мать. Такая же!
- Ну, я рада, - расстроенно отвечаю я.
Папа качает головой, вздыхает и тут вдруг мне весело заявляет:
- Тише, тише, смугляночка! Мужчинам нравятся сложные женщины, а ты, жизнь моя, именно такая. Такова уж твоя натура, котенок, доводить мужчин до безумия, - смеется он. – Я не позволил сбежать твоей матери, а Эрик не позволит сбежать тебе. Вы оба такие замечательные и интересные люди.
С яростью я нахлобучиваю шлем и надеваю очки. Я не хочу разговаривать. Я завожу мотор и подъезжаю на мотоцикле к стартовой решетке. Как и в прошлые заезды, здесь я сразу же сосредотачиваюсь, и в ожидании старта периодически завожу мотор. Разница только в том, что сейчас я обижена, очень обижена, и это сводит меня с ума. Мой отец, который знает меня лучше, чем кто-либо другой на свете, знаками показывает мне со своего места, чтобы я сбавила обороты и расслабилась.
Гонка начинается, и я понимаю, что мне нужно с самого начала занять выгодную позицию, если я хочу достигнуть намеченной цели.
Мне это удается, и я несусь так, будто продала душу дьяволу. Я сильнее рискую и еще больше наслаждаюсь адреналином, которым пропитан воздух вокруг. Прыжок, крутой поворот! Краем глаза, я замечаю, что Давид и еще один мотоциклист обходят меня справа. Я прибавляю газ. Мне удается оставить позади одного из них, но Давид Гепардо – слишком хороший гонщик, и прежде, чем мы достигаем более ухабистого участка трассы, он разгоняется и прыгает через ямы. Мне же остается только терять здесь драгоценные секунды, пробираясь по этим ямам и чуть не падая на ухабах. Но нет, я не падаю. Я стискиваю зубы, мне удается не потерять контроль над мотоциклом, и я ускоряюсь. Мне не нравится терять ни одной позиции.
Я еще сильнее жму на педаль акселератора и застаю Давида врасплох. Обхожу его, он опять меня обгоняет. Мы резко поворачиваем, и тут нас обоих обходит третий гонщик.
За ним!
Я выжимаю двигатель на полную мощность, мне удается догнать, а затем и перегнать его. В этот момент появляется Давид. Прыгая, он рискует, но ему удается обойти меня слева. Я ускоряюсь, он наращивает скорость, быстрее, быстрее, быстрее…
Когда я пересекаю финишную черту и судья опускает клетчатый флаг, я поднимаю руку.
Вторая!
Давид – первый.
Мы делаем круг почета и приветствуем всех присутствующих. Мы улыбаемся, видя счастливые улыбки и получая поздравления и аплодисменты. Когда мы останавливаемся, Давид подходит ко мне и обнимает. Он доволен, я тоже. Мы снимаем шлемы, очки и люди еще сильнее нам аплодируют.
Я знаю, что моя близость к Давиду Эрику совсем не понравится. Я это знаю. Но мне это необходимо, и неосознанно я хочу его спровоцировать. Я – хозяйка своей жизни. Я хозяйка своих поступков, и ни ему, ни кому-либо еще не удастся навязать мне свою волю.
Отец и все остальные выходят на поле, чтобы поздравить нас. Меня обнимает сестра, зять, Фернандо, племянница, Фрида. Все кричат мне: «Чемпионка!», как будто я выиграла чемпионат мира. Эрик даже не приближается. Он остается на втором плане. Я понимаю, что он ждет, что я, как и всегда, сама подойду к нему. Но, нет. Не в этом случае. Как поется в одной песне: «мы противоположные полюса»[5]. И если он упорный, то я хочу, чтобы он понял раз и навсегда, что я упорнее.
Когда на подиуме озвучивают сумму, которую собрали на подарки детям, я потрясена.
Это целая куча денег!
Инстинктивно я понимаю, что большую часть этих денег пожертвовал Эрик. Я просто это знаю. Мне даже не надо, чтобы не об этом рассказывали.
Радуясь услышанной цифре, я улыбаюсь. Все, включая Эрика, аплодируют. Его лицо более расслаблено, и я замечаю гордость в его глазах, когда поднимаю свой кубок. Это волнует меня и заставляет сердце биться быстрее. В другой раз я бы ему подмигнула и сказала бы взглядом, что люблю, но не сейчас. Сейчас, нет.
Когда я спускаюсь с подиума, то фотографируюсь с Давидом и кучей других людей. Полчаса спустя народ постепенно расходится, и гонщики начинают собирать свои вещи. Перед уходом Давид подходит ко мне и напоминает, что останется у себя в деревне до шестого января. Я обещаю ему позвонить, он кивает в знак согласия. Когда я выхожу из раздевалки с комбинезоном в руке, меня крепко хватают за руку, и я оглядываюсь посмотреть, кто это меня тянет. Это Эрик.
В течение нескольких секунд мы смотрим друг на друга.
О боже! О боооооже! Меня сводит с ума его сосредоточенное выражение лица.
Его зрачки расширяются. Взглядом он говорит мне, как сильно я ему нужна, и не получив ответа, притягивает меня к себе. Когда я нахожусь рядом с его губами, он шепчет:
- Я умираю от желания поцеловать тебя.
И больше ничего не говорит.
Он целует меня, и незнакомые люди вокруг нас радостно аплодируют этой пылкой демонстрации чувств. Несколько мгновений я позволяю Эрику исследовать мой рот. Вау! Я безумно наслаждаюсь этим. Когда Эрик отстраняется, то, глядя мне в глаза, хриплым голосом, замечает:
- Это как в гонках, дорогая. Кто не рискует, тот не выигрывает.
Я соглашаюсь. Он прав.
Но, уверенная в собственной правоте, я отвечаю:
- И в самом деле, сеньор Циммерман. Проблема в только том, что вы меня уже потеряли.
Он растерян. Его взгляд немедленно становится твердым.
Оттолкнув его, я выбираюсь из его объятий и иду к машине зятя. Эрик не преследует меня. Я чувствую, что он остолбенел от того, что я только что сказала. Но в то же время я знаю, что он наблюдает за мной.
Глава 4
Когда я вечером возвращаюсь в Херес, мой мобильный звонит без остановки.
Я швыряю его об стену.
Эрик хочет со мной поговорить.
Я выключаю телефон. Тогда он начинает звонить отцу, но я отказываюсь брать трубку.
В воскресенье, когда я встаю, сестра уже расположилась у телевизора и смотрит свой любимый мексиканский телесериал «Я твоя хозяйка». Как можно смотреть эту пошлость!
Когда я захожу на кухню, то замечаю на столе чудесный букет длинных красных роз. Я чертыхаюсь, потому что догадываюсь, кто их прислал.
- Булочка, посмотри, какая прелесть! Это для тебя! – за спиной у меня говорит Ракель.
Даже не спрашивая у нее, от кого они, я беру их и выбрасываю прямо в мусорную корзину. Сестра кричит, как сумасшедшая.
- Что ты делаешь?
- То, что мне хочется.
Она быстро достает цветы из мусора.
- Побойся бога! Выбрасывать такое – настоящее святотатство. Они, должно быть, стоят целое состояние.
- По мне, так они как будто куплены на ближайшем углу, и эффект от них такой же.
Я не хочу смотреть, как сестра заново ставит розы в вазу.
- Ты не собираешься прочитать карточку? – настаивает она.