- Я сразу при первом же знакомстве тебе сказала: «Ты – лучшее, что могло случиться с Эриком».
- А ваш сын – лучшее, что могло случиться со мной, - настаиваю я.
Соня качает головой. Она соглашается и шепчет:
- Моему сыну с его властностью и упрямством очень повезло, что он встретил тебя. И Флину тоже. Ты отлично им подходишь.
Она улыбается и продолжает:
- Кстати, Юрген мне сказал, что ты отличная гонщица. Я хочу как-нибудь прийти посмотреть на тебя. Когда у тебя следующая гонка?
Я пожимаю плечами. В настоящий момент никогда. Я не хочу, чтобы Эрик обо всем узнал.
- Я тебе сообщу, когда будет известно. И спасибо за мотоцикл. Он великолепен!
Мы вместе смеемся.
- Несмотря на то, что Эрик будет ругать меня, когда узнает, что я его тебе отдала, я рада, что он тебе подошел. Уверена, что Ханна улыбается с небес, видя, что ее любимый «сузуки» снова на ходу, и ты держишь его в своем доме и хорошо о нем заботишься.
«В своем доме». Как же хорошо звучат эти слова. Я больше не спорю на эту тему с Эриком. После нашей последней ссоры он никогда больше не называл дом только своим, и вот теперь Соня тоже говорит, что он наш. Я трепетно целую ее.
- Знаешь, если твой сын вышвырнет меня из дома, когда обо всем догадается, мне нужен будет угол.
- Спасибо. Приятно знать, что ты обратишься ко мне.
Мы смеемся, и к нам подходит Эрик.
- Что это замышляют две самые главные в моей жизни женщины?
Соня целует его в щеку, и, удаляясь, весело шутит:
- Неприятности для тебя, дорогой.
Эрик растерянно глядит ей вслед, а потом, впиваясь в меня своими потрясающими глазищами, хватает за плечи. А я ангельским голосом ему отвечаю:
- Не понимаю, о чем это она.
И чтобы сменить тему, шепчу:
- Фрида мне рассказала, что в «Натхе» устраивают еще одну частную вечеринку.
Мой любимый улыбается и склонившись над моими губами шепчет:
- Да, детка.
Мы направляемся за стол, и Эрик галантно отодвигает для меня стул, а когда я сажусь, целует в обнаженное плечо. Мы оба улыбаемся, он садится прямо напротив меня между моим отцом и Флином.
Вдруг сидящая рядом со мной Ракель шепчет:
- Булочка, я могу задать тебе один вопрос?
- И даже два, - отвечаю я.
Сестра, украдкой поглядев налево, наклоняется ко мне и тихо говорит:
- Я запуталась во всех этих вилках, ножах и ложках. Для чего они все? Первыми используют те, что лежат снаружи или внутри, рядом с тарелкой?
Я ее прекрасно понимаю. Я выучила протокол, когда на работе приходилось посещать деловые ужины. В нашем доме, как и в большинстве домов по всей земле, мы для всех блюд пользовались одной ложкой и одной вилкой. Я с улыбкой отвечаю:
- Снаружи.
Она тут же быстро пересказывает это отцу, и он с облегчением кивает в ответ. Как это мило! Я с улыбкой слушаю, как сестра возобновляет свои атаки:
- А хлеб? Который из них мой?
Посмотрев на тарелочки перед нами, я отвечаю:
- Тот, что слева.
Ракель опять улыбается. Эрик догадывается о том, что у нас тут происходит, и я кошусь в сторону. Его смех пробирает меня до глубины души, потому что знаю, что он чувствует мое настроение сердцем.
Поздним вечером после великолепного праздника, на котором мне спели “Happy Birthday to You” и подарили множество прекрасных подарков, мы все усталые, но довольные возвращаемся домой. Соня отлично организует вечеринки, и сегодня она это еще раз доказала.
Все ложатся спать, а мы с Эриком заходим в нашу комнату и закрываем дверь. Не включая электричество, мы смотрим друг на друга. Свет от уличного фонаря, проникающий в окно, освещает наши лица. Не в силах удержаться и не дотронуться до него я подхожу и ласково обнимаю его за шею, шепча при этом:
- Проси, что хочешь, сейчас и всегда.
Эрик целует меня, кивает и, склонившись над моими губами, повторяет:
- Сейчас и всегда.
Глава 34
После великолепного утра, проведенного, как я и обещала племяннице, в бассейне, моя семья вечером должна возвращаться в Испанию. На частном самолете Эрика. Я огорчена и опечалена, видя, как они уходят, но все же счастлива, что провела с ними все это время.
- Ну же, детка, улыбнись, - шепчет Эрик, ущипнув меня за щеку, когда мы останавливаемся на светофоре. – С ними все в порядке. С тобой тоже все в порядке. У тебя нет повода для грусти.
- Я понимаю. Но я очень по ним скучаю, - шепчу я в ответ.
Загорается зеленый свет, и Эрик трогается с места. Я гляжу в окно, и неожиданно из стереосистемы на всю громкость раздается музыка. Я в недоумении смотрю на своего парня и вижу, что он во все горло орет “Highway to Hell” «Эйси Диси»:
Living easy, living free.
Season ticket on a one-way ride,
Asking nothing, leave me be
Taking everything in my stride.[43]
Я удивленно хлопаю глазами.
Я впервые вижу, чтобы он так пел. Я смеюсь, а он продолжает изображать крутого рокера. Мне нравится дикая сторона его личности! Эрик трясет головой в такт музыке и машет мне рукой, чтобы я тоже подпевала. Забавляясь тем, что происходит, я начинаю горланить. Переглянувшись, мы смеемся. Внезапно он паркует машину. Мы продолжаем петь, а когда музыка заканчивается, оба заливаемся смехом.
- Мне всегда нравилась эта песня, - говорит Эрик.
У меня от удивления, что ему нравится такая зубодробительная мелодия, падает челюсть.
- Ты любишь Эйси Диси?
Он долго-долго улыбается и, уменьшив громкость, признается:
- Конечно. Я не всегда был таким серьезным.
И затем он рассказывает мне о своей рокерской молодости, а я с удивлением слушаю. Ну, ты даешь, Айсмен! Но когда он заканчивает свой рассказ, моя улыбка исчезает. Эрик смотрит на меня. Он понимает, что я опять вспоминаю о семье. Он видит боль в моих глазах, боль, которую я чувствую после их отъезда, и говорит:
- Выходи из машины.
- Что?
- Выходи из машины, - настаивает он.
Вставая со своего места, я улыбаюсь. Я понимаю, что он задумал. По радио звучит “You Are the Sunshine of my Life”[44] Стиви Уандера. Эрик увеличивает громкость до максимума, выходит из «мицубиси» и направляется ко мне.
Боже, что же он собирается делать?
Он хочет танцевать со мной посреди улицы?
Это невероятно!
Мой немец решительно становится напротив меня и шепчет:
- Потанцуй со мной.
Он притягивает меня в свои объятия, и это наполняет меня счастьем. То, что он способен остановить машину посреди очень оживленной трассы и без всякого стыда танцевать со мной, это чудесно, великолепно, волшебно.
- Как поется в песне, ты свет моей жизни, и, если я вижу, что тебе грустно, я не могу быть счастливым, - нашептывает он мне на ушко. – Любимая, я обещаю тебе, что мы поедем в Испанию по первому твоему слову, твоя семья будет приезжать к нам, когда только захочет. Но, пожалуйста, улыбнись. Когда я не вижу твою улыбку, я не могу быть счастлив.
Эти слова берут меня за душу. Трогают меня. Я обнимаю его и соглашаюсь. Я танцую с ним, наслаждаясь этим волшебным моментом. На нас глазеют прохожие. Им непонятно, что это мы делаем. Мне не важно, что они подумают, и я знаю, что Эрику это тоже не важно. Когда песня заканчивается, я смотрю на него и с замиранием сердца тихо говорю:
- Сокровище мое, я люблю тебя всей душой.
Он кивает. Мои слова делают его счастливым.
- Я все еще жду, когда ты согласишься выйти за меня замуж.
Эта фраза вызывает у меня улыбку. И я уточняю:
- Любимый… это ведь был просто минутный порыв? Ты же несерьезно?
Мой Айсмен долго-долго глядит на меня и, наконец, произносит:
- Серьезно.
- Но, Эрик, о чем ты говоришь? Я ни в коем случае не хочу замуж.
Мой ненормальный возлюбленный целует меня.
- Дома в холодильнике стоит бутылка великолепного розового «Моэт э Шандо». Как ты относишься к тому, чтобы открыть его и поговорить об этом порыве?
Жар. Чувства. Нервозность.