Эрик вздыхает и опять кричит:
- Сколько раз я должен вам повторять, чтобы вы не вмешивались в мою жизнь? Сколько?
- Прости, Эрик, но это моя жизнь! – обиженно встреваю я.
Марта, увидев гневное лицо брата, поворачивается к нему и орет:
- Не кричи на мать, это раз. Второе, Джудит – уже достаточно взрослая девочка, чтобы знать, что ей можно делать, а что нет. И третье, если тебе нравится жить в хрустальном дворце, живи, только не указывай нам, как нам жить.
- Заткнись, Марта! Заткнись! – шипит Эрик.
Но она подходит к нему и добавляет:
- Нет. Вас было слышно даже в доме. И должна тебе сказать, что понятно, почему Джудит не рассказала тебе ни о мотоцикле и об остальном. Как она должна была это сделать? С тобой же невозможно разговаривать. Ты же только и знаешь, что раздавать приказы и контролировать. Все обязаны делать только то, что тебе нравится, а иначе ты поднимешь такую бурю в стакане воды.
И, глядя на меня, спрашивает:
- Ты ему рассказала про меня и маму?
Я отрицательно мотаю головой, а Соня, закрыв рот руками, шепчет:
- Дочка, ради бога, замолчи.
Эрик, не веря своим глазам, смотрит на нас. Его лицо становится все мрачнее. Наконец, он снимает пальто. Ему жарко. Он кладет его на капот, ставит руки в боки и, глядя на меня устрашающим взглядом, интересуется:
- О чем это говорила Марта? Какие еще тайны ты от меня скрываешь?
- Сынок, не кричи так на Джудит. Бедняжка.
Я не могу вымолвить и слова. У меня язык прилип к небу, а Марта уверенно заявляет:
- К твоему сведению, мы с мамой уже несколько месяцев ходим за занятия по прыжкам с парашютом. Йес, вот я тебе и рассказала. Можешь теперь сколько угодно злиться и орать, братец.
Надо видеть лицо Эрика в этот момент.
- Прыжки с парашютом? Вы обе с ума посходили?
Они отрицательно мотают головами, и тут неожиданно в гараж заходит Симона с расстроенным лицом.
- Сеньор, Флин плачет. Он просит, чтобы вы поднялись к нему.
Эрик смотрит на женщину и отвечает:
- Почему Флин до сих пор не спит в такое время?
Он делает шаг, потом на секунду замирает, переводит взгляд на мать и сестру спрашивает:
- Что-то произошло? Почему вы обе здесь в такой поздний час?
Не дав им возможности ответить, он пулей выбегает из гаража и несется в комнату Флина. Соня идет за ним. Марта глядит на меня, и я ее испуганно спрашиваю:
- Что происходит?
Марта вздыхает.
- Солнышко, мне жаль тебе об этом говорить, но мой племянник упал со скейта и сломал себе руку.
Когда я это слышу, у меня подкашиваются колени. Нет. Этого не может быть!
- Как это случилось?
- Мы вам названивали по сто раз, но вы не брали трубки.
Бледная, как смерть, я таращусь на Марту.
- Там, где мы были, не было сигнала. Как он?
- Ничего, только все время твердит, что Эрик будет на тебя сердиться.
Пока мы проходим в дом, мое сердце тяжело стучит. Эрик не простит мне ничего из того, о чем сегодня узнал. Все тайны, терзавшие меня, одновременно вышли наружу. Это его сильно разозлит. Я знаю. Я это прекрасно понимаю.
Когда я захожу в комнату Флина, то вижу, что мальчику уже наложили гипс. Он глядит на меня, я хочу подойти к нему, но Эрик преграждает мне путь, говоря сквозь зубы:
- Как ты могла не подчиниться мне? Я же тебе сказал, что никакого скейта.
Меня трясет. Безостановочно трясет, и тоненьким голосом я шепчу:
- Эрик, мне жаль.
Он, презрительно глядя, обращается ко мне с искаженным от ярости лицом:
- Не сомневайся, Джудит. Ты обязательно пожалеешь об этом.
Я закрываю глаза.
Я знала, что в один прекрасный день так и произойдет, но никогда не думала, что Эрик так сильно отреагирует. Я настолько сбита с толку, что не знаю, что ответить. Я вижу лишь его холодный взгляд. Бросившись в сторону, я подлетаю к ребенку и целую его в лоб.
- Как ты себя чувствуешь?
- Нормально. Прости меня, Джуд. Мне было скучно, я взял скейт и в конце концов упал.
Ласково улыбнувшись, я шепчу:
- Мне жаль, солнышко.
Мальчик грустно кивает. Эрик берет меня за локоть и выводит из комнаты, оставляя со своей матерью и сестрой, а потом гневно приказывает:
- Идите спать. С вами я еще поговорю. А я останусь с Флином.
Этой ночью, зайдя к нам в спальню, я не знаю, что делать. Я сажусь на кровать и от охватившего меня отчаяния не могу пошевелиться. Мне хочется сейчас быть с Эриком и Флином. Хочется поддержать их. Но Эрик мне этого не позволяет.
Глава 36
На следующее утро, спустившись вниз, я нахожу на кухне сидящими за столом Марту, Эрика и Соню. Они ругаются. Когда я захожу, они замолкают, а у меня появляется какое-то нехорошее предчувствие.
Симона заботливо ставит передо мной чашку кофе. Взглядом она просит меня сохранять спокойствие. Она знает характер Эрика и понимает, что сейчас он в ярости, но также она знает и меня. Сев за стол, я гляжу на Эрика и спрашиваю:
- Как Флин?
Ответив тяжелым взглядом, который мне совсем не нравится, он произносит сквозь зубы:
- Благодаря тебе, плохо.
Соня смотрит на сына и отчитывает его:
- Черт возьми, Эрик! В этом нет вины Джудит. Почему ты продолжаешь обвинять ее?
- Потому что она знала, что не должна была учить Флина кататься на скейте. Поэтому, да, она виновата, - гневно отвечает он.
У меня дрожат колени. Я не знаю, что сказать.
- Ты дурак или притворяешься? – вмешивается Марта.
- Марта… - шипит Эрик.
- Что это значит: она не должна была? Разве ты не видишь, что ребенок благодаря ей изменился? Не видишь, что Флин уже не тот замкнутый мальчик, что был до ее приезда?
Эрик не отвечает, и Марта продолжает:
- Ты должен был бы поблагодарить Джудит за то, что Флин сейчас начал улыбаться и вести себя, как любой другой обычный ребенок в его возрасте. Потому что, представляешь, братец, бывает, что дети падают, но поднимаются и извлекают из этого урок. Только вот ты этому до сих пор так и не научился.
Он не отвечает. Эрик встает и, не глядя на меня, выходит из кухни. У меня сжимается сердце, но, взглянув на трех наблюдающих за мной женщин, я шепчу:
- Спокойно, я с ним поговорю.
-Дай ему подзатыльник, да посильнее, он этого заслуживает, - шипит Марта.
Соня глядит на меня, берет меня за руку и шепчет:
- Ни в чем себя не вини, золотце. Ты ни в чем не виновата. И уж тем более в том, что взяла мотоцикл Ханны и каталась с Юргеном и его друзьями.
- Я должна была ему об этом сказать, - настаиваю я.
- Да, конечно, как будто так легко что-нибудь сказать этому ворчуну, - возражает Марта. – Ты с ним слишком терпелива. Ты, должно быть, очень сильно его любишь, потому что невозможно понять, как ты все это терпишь. Я люблю его, и он – мой брат, но уверяю тебя, я не выношу, когда он такой.
- Марта… - шепчет Соня, - не будь с Эриком так сурова.
Она встает и зажигает сигарету. Я прошу у нее еще одну. Мне нужно покурить.
Выйдя через двадцать минут из кухни, я подхожу к двери в кабинет Эрика, делаю глубокий вдох и захожу. При виде меня он впивается в меня своим обвиняющим взглядом и говорит сквозь зубы:
- Джудит, чего тебе нужно?
Я подхожу к нему.
- Мне жаль. Жаль, что я не рассказала те…
- Мне плевать на твои извинения. Ты солгала.
- Ты прав. Я многое скрывала от тебя, но…
- Ты лгала мне все это время. Ты скрывала от меня важные вещи, хотя знала, что не должна этого делать. Ты думаешь, что я такое чудовище, что мне ничего невозможно рассказать?
Я не отвечаю. Я молчу. Мы глядим друг на друга, и наконец он спрашивает:
- Что значит для тебя «сейчас и всегда»? Что значит для тебя обещание быть вместе?
Его вопросы приводят меня в смятение. Я не знаю, что ему ответить. Наконец, он произносит:
- Послушай, Джудит, я очень на тебя зол, да и на себя тоже. Лучше выйди из моего кабинета и оставь меня в покое. Мне надо подумать. Нужно расслабиться, иначе в таком состоянии я могу сказать или сделать что-то, о чем потом сильно пожалею.