Покончив с багажом, я закрываю дверь в квартиру и сажусь на диван. Вот я и снова дома. Я беру телефон и решаю позвонить сестре, но потом кладу трубку. Мне пока не хочется никому ничего объяснять, а от сестры так просто не отделаешься. Включив холодильник, я отправляюсь в супермаркет за едой. Вернувшись, складываю все, что купила в холодильник, и на меня накатывает тоска одиночества. Она точит меня.
Мне нужно позвонить папе и сестре.
Я думаю, думаю и думаю кому именно. Наконец решаю начать с сестры, и, как и ожидалось, через десять минут после звонка она уже стоит у моего порога. Ракель открывает дверь своим ключом и, увидев меня сидящей на диване, тихо говорит:
- Бууууулочка, что случилось, родная?
Вид сестры и ее беременного живота, ее взгляд становятся последней каплей, и когда она обнимает меня, у меня из груди вырываются рыдания, и я плачу, плачу и плачу. Все два часа, что я рыдаю, она качает меня и снова и снова повторяет, что мне не надо беспокоиться. Что бы там ни было, все к лучшему. Успокоившись, я гляжу на нее и спрашиваю:
- А где Лус?
- Дома у своей подружки. Я ей не сказала, что ты вернулась, и знаешь…
Я улыбаюсь и шепчу:
- И не рассказывай. Я хочу завтра поехать в Херес, навестить папу, а когда вернусь, зайду к ней, ладно?
- Договорились.
Я с нежностью глажу рукой ее огромный живот, а Ракель, не дав мне вымолвить и слова, выпаливает:
- Мы с Хесусом разводимся.
Я удивленно смотрю на нее. Все ли я хорошо расслышала? И с жесткостью, которой я в ней даже не подозревала, сестра объясняет:
- Я попросила папу и Эрика, чтобы они тебе ничего не говорили, чтобы не беспокоить. Но теперь, раз уж ты здесь, я считаю, что ты должна знать правду.
- Эрика?!
- Да, булочка…, и…
- Эрик все знал? – растерянно кричу я.
Сестра, ничего не понимая, берет меня за руки и шепчет:
- Да, родная. Но я запретила ему, рассказывать тебе об этом. Не злись за это на него.
Я не верю. Не верю собственным ушам!
Он разозлился на меня, потому что я не все ему говорила, а он сам в это же время скрывал от меня другие тайны. Невероятно, правда?
Я закрываю глаза и стараюсь успокоиться. У моей сестры огромная проблема, и, пытаясь забыть об Эрике и наших с ним разногласиях, я спрашиваю:
- Но… Что произошло?
- Он трахался с половиной Мадрида, - цинично объявляет сестра. – Я бы тебе уже давно рассказала, только ты бы мне не поверила.
Мы проговорили несколько часов. Эта новость абсолютно лишила меня почвы под ногами. Такого предательства от своего идиота-зятя я не ожидала. И зачем только мы верим этим дуракам! Но кто меня действительно удивляет, так это сестра. Обычно чрезмерно эмоциональная, внезапно она стала такой сосредоточенной и спокойной. Может, это беременность на нее так повлияла?
- А Лус? Как она это переносит?
Ракель смиренно качает головой.
- Хорошо. Хорошо переносит. Она очень расстроилась, когда я ей сказала, что мы с ее отцом разводимся. Но с тех пор как Хесус полтора месяца назад съехал из квартиры, она выглядит счастливой и, когда я ее вижу, улыбка не сходит с ее лица.
Мы говорим, говорим и говорим. Убедившись, насколько у сестры сильный характер и что она нормально переносит беременность и свалившиеся на нее неприятности, я интересуюсь:
- Моя машина на парковке?
- Да, солнышко. Она в отличном состоянии. Я ей пользовалась все это время.
Я киваю головой, убираю с лица волосы, и тогда Ракель шепчет:
- Не рассказывай мне, что у вас произошло с Эриком. Я не желаю об этом слушать. Мне нужно только знать, что с тобой все в порядке.
Я благодарна ей за такие слова. Я гляжу на нее и, стараясь сдержать эмоции, подтверждаю:
- Да, Ракель, со мной все в порядке.
Мы снова обнимаемся, и я наконец чувствую, что вернулась домой. Когда она вечером уходит, и я остаюсь одна, я могу свободно вздохнуть. Отпустив на волю все свои чувства, я разрыдалась, как того и хотела, и почувствовала себя гораздо лучше. Хотя я все еще очень злюсь на Эрика. Как он мог такое от меня скрывать?
Я решаю не звонить отцу. Хочу сделать ему сюрприз. В семь утра я встаю и иду в гараж. Смотрю на своего Леонсито и улыбаюсь. Какой же он красивый! Заведя машину, я направляюсь в Херес, по дороге успевая плакать и смеяться, петь и ругаться и вспоминать недобрым словом всех предков Эрика.
Прибыв в Херес, я сразу спешу к отцу. Паркуя машину у входа в дом, я вижу, как он разговаривает с друзьями. Но неожиданно, заметив меня, он замирает. Папа улыбается и бежит ко мне, чтобы обнять. В его объятиях я чувствую родительскую ласку и заботу, а потом он оглядывается и спрашивает:
- Где же Эрик?
Я не отвечаю. Мои глаза наполняются слезами и, заметив выражение моего лица, он тихо говорит:
- О, смугляночка! Что случилось, жизнь моя?
Сдерживая рыдания, я снова его обнимаю. Мне нужна ласка и забота моего папочки.
Тем же вечером после ужина я гляжу на звезды, когда отец садится рядом со мной на диван.
- Почему ты мне не рассказал про Ракель и Хесуса? - с грустью спрашиваю его я.
- Твоя сестра не хотела тебя беспокоить. Она поговорила об этом с Эриком и попросила, чтобы он тебе ничего не сообщал.
- Какая прелесть! – язвительно замечаю я, испытывая желание оторвать Эрику голову за его лицемерие.
- Послушай, смугляночка, твоя сестра знала, что если тебе что-то расскажет, ты сразу же примчишься в Мадрид. Я всего лишь сделал то, о чем она меня просила. Но, успокойся, с ней все в порядке.
- Я знаю, папа, видела собственными глазами, и у меня нет слов.
Папа соглашается.
- Меня очень огорчает то, что произошло, но если Хесус не ценил мою девочку так, как она того заслуживает, это к лучшему, что он оставил ее в покое. Каков бесстыдник! – шепчет он. – Надеюсь, моя доченька еще встретит мужчину, который будет ее любить, ценить, а главное, сделает так, чтобы она опять улыбалась.
Я гляжу на него с нежной улыбкой. Папа – неисправимый романтик.
- Ракель – потрясающая женщина, - продолжает он, и я улыбаюсь, - Да, смугляночка! Откровенно говоря, я не ожидал такого от Хесуса. Он играл чувствами моей дочери и племянницы, и этого я ему не прощу.
Я соглашаюсь с ним, и пока открываю банку кока-колы, которую папа поставил передо мной, он спрашивает:
- А ты собираешься мне рассказать, что у вас произошло с Эриком?
Я сажусь поближе к папе и, отпив глоток, негромко говорю:
- Мы не подходим друг другу, папа.
Повернув ко мне голову, он шепчет:
- Знаешь, золотце, противоположности притягиваются. И прежде чем ты мне что-либо возразишь, я тебе скажу, что вы с Эриком совсем не похожи на Ракель и Хесуса. Ничего общего. Позволь мне еще добавить, что когда мы приезжали к тебе на день рождения, я за вами наблюдал. Я видел тебя счастливой, а Эрика – по уши влюбленным в тебя. Что поменялось?
Отец ждет от меня объяснений, и пока их не получит, он от меня не отстанет. У меня не остается выбора, и я бормочу:
- Папа, когда мы с Эриком возобновили наши отношения, мы пообещали друг другу, что никогда ничего не будем друг от друга скрывать, что будем до конца искренними друг с другом. Но я не выполнила обещание, хотя, как я теперь вижу, и он тоже.
- Ты его не выполнила?
- Да, папа… Я…
И я рассказываю ему всю историю: и про парашютные курсы Марты и Сони, и про мотоцикл, и про мои поездки на этом мотоцикле с Юргеном и его друзьями, и про попытки научить Флина кататься на скейте и на коньках, и про падение мальчика, и про то, как начистила физиономию бывшей Эрика, в общем, про все то, что сделало невозможным нашу совместную жизнь.
Отец слушает меня с огромными от удивления глазами и тихо произносит:
- Ты ударила женщину?
- Да, папа. Она того заслуживала.
- Но, дочка, это ужасно! Такая девушка, как ты, не должна так поступать.