У Рыжего кровь хлещет из разбитого носа, он влажно шморгает, но внимания не обращает, кидается к Чжаню. Пачкает его одежду тёмными дорожками капель.
— Дебил ты! Кто ж башку подставляет!
А потом резко оборачивается.
Сердце падает, потому что он ловит фокус на лице ХэТяня. Впервые за семь дней долбаного локального сумасшествия и разговоров со своим отражением. Смотрит прямым, на удивление сосредоточенным и собранным взглядом, от которого ХэТянь впадает в секундный ступор.
Мысленная мёртвая петля.
Он не романтик, но чувствует, как асфальт под ногами тронулся и медленно поплыл вниз, как лифт, от одного сраного взгляда. Первого за неделю.
А Рыжий рывком вытирает льющую из ноздрей кровь, рявкает:
— Не стой столбом, скорую вызывай!
ХэТянь хочет огрызнуться в ответ, но молчит. Переводит взгляд.
Чжань лежит, откинув голову назад. Цзянь И цепляется пальцами за его футболку, бормочет что-то неразборчиво. Рыжий уже отвернулся — одной ладонью упирается в колени, другую жмет к лицу. На асфальт течет прямо сквозь пальцы.
Глухо бормочет:
— Сука.
И, кажется, к ним уже спешит кто-то из преподавательского состава.
ХэТянь моргает, возвращается в действительность, выпадая из странного и несвойственного ему анабиоза.
Торопливо достаёт мобильный, набирает короткий номер, подносит к уху, ловит себя на мысли: а губы у Рыжего целые.
…в госпиталь забирают их обоих.
Версия для полиции: парни сваляли дурака — ни правых, ни виноватых, обыкновенная драка.
Шутка — конечно, никакой полиции не было. Чжань даже сотрясения не получил — только небольшая дыра в башке. Что там у Рыжего, ХэТянь не знает. Он лежит на своей огромной кровати и говорит с Цзянем по телефону, пока тот сайгаком скачет в больницу к Чжаню.
— Может быть, — говорит ХэТянь, придерживая телефон рукой и глядя в потолок, — он когда-нибудь научится не вмешиваться, куда не просят. Спроси у него. Может, ему хочется пожить ещё немного. Ну, знаешь, в добром здравии, для разнообразия.
— Я спрошу… — задыхается в трубку Цзянь. Он плохо соображает — мыслями, наверное, уже рядом с пищащим автоматом и резиновыми трубками, воткнутыми в вену Чжаня.
Где-то по ту сторону микрофона сигналит машина. Громко взвизгивают тормоза.
— Осторожнее. Или хочешь на соседнюю от него койку?
— Я не… задумывался над этим.
— Хочешь довести Чжаня до инсульта? Он получил все предназначенные тебе тумаки, а тебя сбила машина? Как-то безответственно для человека, который в два часа ночи сорвался из постели по одному зову своего…
— ХэТянь… — судя по ветру, шумящему в динамике, Цзянь и не думает сбавлять скорость, — скажи… я идиот, да?
ХэТянь замолкает и прикрывает глаза свободной рукой. Ему хочется улыбнуться, но кажется, что эта улыбка получится болезненной. В груди почему-то дерёт, как будто песок рассыпали.
Цзянь и Чжань — это слишком простая и понятная для него история.
— Да, — отвечает ХэТянь. — Полный идиот.
Куда меньший, чем я, кажется.
— Хорошо, — выдыхает тот.
Судя по тому, что шум в трубке успокаивается, он уже около больницы. Шмыгает носом и повторяет:
— Хорошо.
— Ты не поверишь, кого я встретил вчера в «Тао-Тао»!
Вот первое, что говорит сегодня утром Йонг, догоняя его на ступеньках школы и закидывая руку на шею.
Сейчас ХэТянь смотрит на блеклую деревянную вывеску «Тао-Тао» и находит десятитысячную причину, почему прямо в эту секунду лучше всего будет развернуться и отправиться обратно в школу, но не двигается с места. Сидит на лавке сбоку ото входа, закинув ногу на ногу, и смотрит.
— Что ты забыл в «Тао-Тао»? — спросил он у Йонга, пока они поднимались в класс.
— Ма сказала, что у Су появился очередной ухажер, который отвел её туда на ужин. Но не в этом соль! — Глаза Йонга загорелись с новой силой, словно новость, которую он хотел сообщить, стоила по меньшей мере тысячи юаней. — Там был тот придурок!
Сейчас время обеденного перерыва, поэтому мимо то и дело проходят мужчины в костюмах и женщины с картонными стаканами кофе. Воздух пахнет оживленным городом и горячим асфальтом, а солнце сквозь листья почти не слепит — так, осторожно касается то скул, то подбородка. Хочется закрыть глаза, но ХэТянь смотрит в широкую затемнённую витрину. Отсюда видно барную стойку и стол, за которым обедает немолодая пара. Остальное пространство кафе съедают солнечные блики.
Эта аллея никогда ему не нравилась как раз из-за вот таких забегаловок, раскиданных повсюду. Они ассоциируются с безвкусной пищей и холодным чаем.