Первый прыжок с парашютом.
Не забуду того мгновения, когда, провалившись в бездну воздушного пространства, я дернул кольцо - и... парашют не раскрылся.
Я дернул кольцо запасного парашюта - он тоже не раскрылся.
Земля стремительно приближалась.
В эти считанные секунды я не мог, естественно, достать из гимнастерки мамину молитву и прочитать ее. Поэтому я только хлопнул по тому месту, где она была зашита, и закричал: "Господи, спаси меня!"
В ответ мне захлопал раскрывающийся парашют.
Потом будет все: расспросы начальства и друзей, мамина радость и мамины слезы, но прежде даже, чем я опустился на землю, я дал себе слово поступить в семинарию.
Впоследствии, окончив семинарию, я поступил в монастырь, теперь я иеромонах.
Чудо от Благодатного ОгняСлучай этот рассказала одна монахиня, живущая в русском Горненском монастыре около Иерусалима. Перевели ее туда из Пюхтицкого монастыря.
С трепетом и восторгом ступила она на Святую Землю...
Вот и первая Пасха на Святой Земле. Почти за сутки она заняла место поближе ко входу в Гроб Господень, чтобы хорошо все видеть.
Наступил полдень Великой Субботы.
В Храме Гроба Господня погашены все огни. Десятки тысяч людей с нетерпением ждут Чуда.
Из Кувуклии показались отблески света. Счастливый Патриарх вынес из Кувуклии два пучка зажженных свечей, чтобы передать огонь ликующему народу.
Многие смотрят под купол храма - там его пересекают голубые молнии...
А наша монахиня молний не видит. И огонь от свечей - обычный, хотя она жадно смотрела, пытаясь ничего не упустить.
Прошла Великая Суббота.
Какие чувства пережила монахиня? Было и разочарование, но потом пришло сознание своего недостоинства видеть Чудо..
Прошел год. Снова наступила Великая Суббота.
Теперь инокиня заняла самое скромное место в Храме. Кувуклия почти не видна. Она опустила глаза и решила не поднимать их: "Я недостойна видеть Чудо".
Прошли часы ожидания. Снова крик ликования сотряс Храм. Монахиня не поднимала головы.
Вдруг словно кто-то заставил ее посмотреть. Взгляд ее упал на угол Кувуклии, в котором проделано специальное отверстие, через которое передают горящие свечи из Кувуклии наружу. Так вот, от этого отверстия отделилось светлое, мерцающее облачко - и тут же пучок из 33 свечей в ее руке загорелся сам собой.
Слезы радости закипели на ее глазах! Какая была благодарность Богу!
И молнии под куполом она на этот раз видела.
СКОРБЯЩИХ РАДОСТЬ,ОБИДИМЫХ ПОКРОВИТЕЛЬНИЦА
1921 год. Константинополь. Мы с Надей живем в полутемной комнате, окно которой обращено на уборную. Мы - эмигранты, бежали из России. У Нади - маленький сын, которого ей удалось устроить в приют, а у меня никого: муж убит на бронепоезде, и я одна во всем мире.
Вещи все проданы, да у меня их и не было, я жила на Надины средства, но сейчас у нее ничего не осталось, и мы с ней вот уже три дня как ничего не ели. Только сунем палец в соль, пососем и ляжем на нашу широкую общую кровать.
Что делать? Надя находит себе работу, потому что знает иностранные языки, а я не знаю, и меня никто не берет. Зато купить нас стараются многие, и мы так напуганы наглостью окружающих людей, что боимся всех и упросили свою хозяйку, старую толстую турчанку, никого не впускать к нам.
Даже адреса своего никому не даем - так боимся. Ведь нас недавно чуть не продали в публичный дом свои же соотечественники. Нас случайно спас французский офицер.
Как мне хочется умереть!
Надя верит в Бога и в то, что наша жизнь изменится к лучшему. Я тоже верю в Бога, но Он забыл нас... Мне надоело лежать, опротивели грязные стены, и хотя я всего в Константинополе боюсь, но встаю и, одев свой единственный костюм, выхожу на улицу. Иду и пошатываюсь от слабости, но на воздухе мне легче. Вдруг кто-то хватает меня за руку. Коля - товарищ мужа по бронепоезду.
Здороваемся, рассказываем о своих печалях. Он предлагает отвести меня к знакомому купцу Н-у, который открыл ресторан для эмигрантов, и попросить принять меня на работу.
- Эх, пока работа найдется, мы с Надей умрем с голоду, ведь мы три дня ничего не ели, - вырывается у меня.
- Мария Николаевна! И вы молчите! Вот, возьмите, - волнуясь, Коля протягивает мне монету.
- А еще есть?
Коля мнется.
- Допустим, нет.
- Тогда я не возьму.
Мы долго препираемся и наконец делаем так: мы с Колей покупаем на все деньги хлеба, одну треть он берет себе, а с двумя я бегу домой.
- Надя! - кричу я прямо в дверях. - Хлеб!