— Это вычислили астрономы? — спросила Елена. Сама подумала: слава богу детей нет, внукам тоже взяться неоткуда. А после нас хоть кирпич.
Но тут же устыдилась своего эгоизма.
— Какой кошмар! Про это нельзя сообщать, потому что начнется всемирная паника? Ведь те, кто сейчас рождается, в середине следующего века еще будут живы. И погибнут… Господи!
— Нет, режим секретности введен не поэтому. Составлен план переселения. Уже определена мезапланета, по условиям очень похожая на нашу. Там надо провести некоторые подготовительные работы с атмосферой и водой. Тайно отправлены уже три экспедиции, с ними держится связь. Но Палата Лордов постановила — и правильно постановила — что известить человечество о грядущем переезде надо будет не раньше, чем за полвека до начала эмиграции. Иначе люди утратят стимул к развитию Земли и станут относиться к планете, как к тонущему кораблю. Психологически это вредно. А вот за пятьдесят лет до релокации стартует нечто вроде промокампании: мол, опасаться нечего, новый дом намного лучше этого, планета Парадиз (такое у нее название) скоро будет готова к приему землян, и всем там очень понравится. Это кстати правда. Там невероятно красиво, бодрящий воздух, вода в реках с пузырьками, как шампанское, три разноцветных солнца и облегченная гравитация — люди смогут летать. Не совсем летать, но если подпрыгнешь, можно махнуть метров на тридцать. В принципе нам, членам Совета, можно слетать на Парадиз в порядке ознакомления. Но почти все отказались. Я тоже.
— Почему?!
Алик неопределенно взмахнул зубной щеткой.
— Понимаешь… Ну окей, увижу я, как там классно. Кисельная река, молочные берега… Спою песню «And so I face the final curtain». Моего ресурса эмоций до 2242 года ведь не хватит. И вернусь я на старую жилплощадь, доживать. Всё здесь станет мне не в радость. На фига оно надо?
— Но никто же не заставляет нас помирать! Зная, что впереди такие потрясающие перемены, мы с тобой не захотим уходить из жизни!
— Если бы, — вздохнул Алик. — Это будет все равно как ветхому старцу жениться на юной красавице. Она свежая, полная жизни, а ты уже весь истрепался, никаких чувств не осталось, клюешь носом и зеваешь. Эмоциональный ресурс, детка, не восстанавливается. Нет уж, давай с тобой поживем здесь сколько живется. Пожелаем человечеству счастливого новоселья, помашем ручкой, да и баиньки, на покой.
Елена глядела в зеркало на свой нахмуренный лоб.
Три разноцветных солнца? Реки как шампанское? Можно летать? И всё это будет без нас?
— Ну вот что, — сказала она таким тоном, что Алик обернулся. Знал: когда жена говорит «ну вот что» с металлическим рокотом в голосе, надо слушать и помалкивать.
— Мы поступим так. На «острове»-теплоходе обязательно сплаваем. Как всё теперь стало на Земле — посмотрим. Покажешь мне, какие тут красоты и аттракционы. Но дом покупать и обустраиваться мы не будем. И проектов затевать я тоже не стану. Годик-другой поживем, а потом снова заморозимся. Вдвоем. Нет, втроем — с Чубаккой. И пусть нас размораживают уже там, в Парадизе. Побережем свой эмоциональный ресурс для третьей жизни. Вопросы есть?
— Вопросов нет, — пролепетал муж. — Как скажешь, любимая.
Где мы с тобой, там и парадиз, подумала Елена. И дольше века длится день, и не кончается объятье. Продолжение следует.
CAUCHEMAR
3. RÉVEILLE-TOI!
— Réveille-toi! Oh mon Dieu, oh mon Dieu, qu'elle se réveille!!3 — бормотал всхлипывающий голос, ласковые пальцы касались лба, и на него упало горячее, влажное.
Я лежу в постели не с Аликом, а с другим мужчиной, подумала Елена и в ужасе открыла глаза.
Обычно, когда просыпаешься, в первые мгновения мозг еще замороченный сном, полупробудившийся, однако в этот раз пробуждение было моментальным. Только что где-то витала, и сразу всё отчетливо сознаешь, видишь, слышишь. Но при этом ни черта не понимаешь.
Почему снова больничная палата? И почему так близко лицо Жан-Люка? Он не лежит, он сидит, склонившись. Глаза мокрые и моргают — никогда раньше она не видела доктора Фарбенштейна плачущим, такое невозможно было даже представить. Главврач клиники — ходячая машина, персонал прозвал его «Франкенштейн». Нет, на самом деле Жан-Люк — золотое сердце под стальной оболочкой, вроде доктора Хауса, без него в эти кошмарные дни она просто свихнулась бы. Вначале он деловито и хладнокровно, без лишних сантиментов, но как-то очень правильно организовал криорезервацию Алика, а потом стал настоящим другом — из тех, на кого можно рассчитывать. Письмо с инструкциями касательно собственной криорезервации Елена адресовала Фарбенштейну. Знала: не подведет.