Неужели через десять минут эти глаза наполнятся мыслью и чувством?
А если нет?
Ну если нет — окно вот оно. Седьмой этаж. Прыгнуть вниз — и одна душа догонит другую. За пару секунд очень уж далеко та не улетит.
Без колебаний Елена задрала на вялой руке пижамный рукав, нащупала вену. Примерилась, сделала инъекцию.
Руку мужа не выпустила, крепко сжимала запястье. Пульс сначала бился ровно, но через несколько секунд зачастил.
У Елены был приготовлен таймер. Купила еще в Орли, перед вылетом, в аэропортовском магазине. Перед тем, как сделать укол, поставила на подоконник, включила. Семидесятиминутный каунтдаун: от 70:00 до четырех нулей. Больше всего боялась, что на шестидесятой минуте всё закончится. Представила себе: на черном дисплее мигают красные цифры 55:00, 50:00, но окно нараспашку, и ее уже нет. Улетела догонять Алика.
Однако на таймер Елена сейчас не смотрела, только на лицо мужа. Боялась оторваться даже на миг. Отсчитывала про себя до шестисот. Вдруг вспомнила, как молился Жан-Люк, и тоже забормотала: «Mon Dieu, oh mon Dieu, qu'il se réveille!» Швейцарский бог добрее русского.
Пульс стал замедляться, потом сделался совсем редким. Хорошо это или плохо, она не знала. Взглянула на таймер — уже 59:30, а ничего не произошло! Елена больше не молилась, а только беззвучно, по-рыбьи шлепала губами.
Вдруг муж вздрогнул, захрипел, голова упала на грудь, глаза закрылись.
— Ууууу, — глухо взвыла Елена и тоже зажмурилась.
Убила, собственной рукой убила…
— Эй, Елена Прекрасная, — сказал хриплый голос. — Ты почему плачешь? Где это мы?
9. PERCHANCE
Что в счастье самое страшное? Даже не то, что оно обязательно закончится, а то, что счастливые часов не наблюдают. Забываешь о времени, и из-за этого оно прыгает скачками.
К окну Елена обернулась почти случайно — от сквозняка скрипнула форточка. Затуманенный взгляд упал на таймер. Вскрикнула. Оказывается, она просидела у мужа на коленях, прижавшись, двадцать семь минут. И совсем, совсем ни о чем не думала. Только всхлипывала, а он сначала сказал: «Ну что ты, дурочка, что?» Потом пробормотал: «Какого черта руки не поднимаются?» Шепнул: «Если это сон, на фиг нам просыпаться?» И время прикинулось, что остановилось, а на самом деле скакнуло.
Идиотка! Остается чуть больше получаса.
Она вскочила, схватила Алика за плечи и быстро-быстро зашептала.
По дороге продумала, как ему ясно и в то же время лаконично всё объяснить, но теперь из-за собственной слабости и дурости пришлось частить. Поминутно оглядывалась на таймер.
Про медицинское рассказала за три минуты. Алик всегда всё схватывал на лету, а химический шок еще и интенсифицирует работу мозга.
— Через полчаса ты сделаешь мне второй укол? — вот единственный вопрос, который задал муж.
— Ни за что на свете! 25 процентов? Ну уж нет! Второй раз в эту русскую рулетку мы играть не будем. Но ты должен мне сказать, как действовать дальше. Куда тебя везти? В какую страну? И вообще…
Она запнулась, но он понял.
— Ты должна была убедиться, что мое сознание спит, а не окончательно квакнулось. Иначе меня разбудят через пять или десять лет, а я ку-ку, — кивнул Алик. — Следующий вопрос. Какой нынче год и что тут у вас вообще происходит?
Поразительно, но политинформацию она сумела уложить в одну минуту. Если не вдаваться в подробности, случившееся описывалось очень просто.
В мире победили Зло и Глупость. Планету поделили на большие куски три волка — Америка, Китай и Россия, а еще несколько шакалов подъедают что осталось. Вот и вся лекция о международном положении.
Гораздо больше времени понадобилось, чтобы рассказать о прорыве, который совершил «Ailab», о грызне вокруг автономной лаборатории и о заключенной сделке.
Когда Елена закончила, на дисплее домигивала восемнадцатая минута и замигала семнадцатая.
— Выйду отсюда — придется подписать контракт. Но на это плевать. Ну их всех к черту. Их политику, их дрязги, весь род людской, раз они такие кретины. Пусть вытворяют с этой гребаной планетой что хотят. Но скажи, что делать нам? Что мне делать с тобой?
— Ничего не наплевать, — ответил Алик, тоже косясь на таймер. — Хрен им, а не планету. Через семнадцать минут ты сделаешь мне второй укол. И не спорь! — повысил он голос. — Киснуть бессмысленной биомассой, пока они тут моим «Айлабом» расхерачивают земной шар, я не буду. Не обрекай меня на такое, если ты меня любишь. Обещай, что сделаешь второй укол. Иначе…