Перед этим, конечно, служители Золотого Ордена не отказали себе в удовольствии поводить жреца с ученицей по всем этажам Храма, давая возможность последователям Гневного посмотреть на ценные трофеи, проникнуться величием объединяющей их организации, да отвесить старику пару-другую тумаков, или кинуть ему в лицо едким плодом баогавы. Жрец изо всех сил делал вид, что происходящее его не касается, но было видно, что ему очень тяжело. При этом, девку никто трогать не смел – ей предстояло попасть в личные покои Главы, который не планировал приносить её в жертву сразу, а хотел немного "подготовить" перед этим. Так что, если бы нашёлся дерзкий наглец и посягнул бы на личную добычу предводителя Ордена, его бы быстро поставили на место – ведь никто не хотел оказаться свидетелем вспышки неконтролируемого гнева очень могущественного, сильного, и ни во что не ставящего чужие жизни человека. Красавицу лишь провожали завистливыми взглядами, если и касаясь как-то, то лишь в воображении. Она же, в свою очередь, шарила своим испуганными глазами по лицам окружающих, тщетно пытаясь найти в них хоть каплю сострадания. И даже самым невнимательным было ясно видно, что она изо всех сил старается не глядеть в сторону своего учителя. Это порождало целый шквал насмешек…
В то же время, в Большом Алтарном уже вовсю кипели приготовления к жертвоприношению, которое обещало стать настоящим праздником. Накрывались столы для начальства и даже для нижних чинов, зажигались сотни молитвенных свечей, распевался хор, всё блестело и сверкало драгоценными металлами – ведь недаром Орден носил название Золотого, его покровитель любил одаривать своих последователей именно этим металлом. В установленные вдоль стен клетки загоняли наложниц, которым предстояло пойти под нож первыми, для затравки, а нескольких заранее зафиксировали в специальных жутковатого вида приспособлениях, покрытых засохшими корками крови – на лёгкую смерть несчастные могли не рассчитывать.
Отдав все необходимые распоряжения, а также проверив и проконтролировав, что запущенный им процесс идёт своим чередом, без накладок, глава не смог удержаться, чтобы не посетить свои покои, куда незадолго до этого отвели ученицу жреца, и вскоре вернулся оттуда. Приближённые знали, что этот человек любит играть с пленницами, как кошка с мышками, и предвкушение забавы является для него ничуть не меньшим удовольствием, чем сам акт. Бывало, предводитель Ордена месяцами держал у себя обречённых, не трогая их и пальцем и даже не прибегая к насилию – если не считать за таковое полное отсутствие свободы и возможности распоряжаться своей жизнью, да наличие золочёных кандалов и ошейников – которые, если не обращать внимания на их предназначение, выглядели, как дорогие украшения. Правда – всегда наступал момент, когда последователю Гневного это надоедало, и его доброта заканчивалось, для невольниц – всегда с одинаковыми последствиями. Часто после этого Глава бывал зол и раздражителен. Но в самом начале, когда только появлялась новая игрушка, на него всегда находила благость. И многие пользовались этим, стараясь именно в этот период решать все особо спорные и важные дела.
Так же и сейчас, только открылась дверь и человек с жёстким, властным лицом, лихорадочно блестящими глазами и чуть подрагивающими уголками губ вышел из своих покоев, его обступила толпа желающих внимания, наперебой галдя и требуя решения именно своих проблем и вопросов, самых неотложных и требующих незамедлительного разрешения. Но в этот раз они просчитались – Глава был не в духе. Юная хаоситка оказалась весьма строптивой, отказывалась повиноваться и выполнять даже самые маленькие прихоти своего нового господина. Даже намёк на то, что это может очень сильно облегчить её дальнейшую судьбу, не действовал, а попытка внять к разуму через физическое воздействие привела лишь к обидному плевку. Кроме того, строптивица не проронила ни звука, будто игнорируя все попытки поговорить с нею…
Одного жеста вышедшего из покоев хватило, чтобы все замолкли. Не обращая ни на кого внимания, Глава направился в Большой Алтарный Зал, грубо таща за собой на цепи, сияющей чистейшим золотом, свою своевольную пленницу. Та отчаянно упиралась, но деваться всё равно никуда не могла – силы были не равны.
Зайдя в огромное, ярко освещённое помещение, наполненное стенаниями обречённых на смерть девушек, оживлённым гвалтом и смешками служителей, шарканьем стульев и прочими звуками, что создавало некий своеобразный и ни на секунду не исчезавший фон, предводитель Ордена уселся во главе самого большого стола. После того, как сильным рывком заставил ученицу Жреца Хаоса устроиться у себя в ногах, он оглядел присутствующих, и дал сигнал начинать. Запел хор, зажглись жаровни с благовониями, послышались первые вопли – палачи стали не спеша, с чувством и с толком, обрабатывать будущих жертв Гневного. Глава же, наконец справившись с раздражением и удовлетворённо оглядевшись, приступил к трапезе, вырвав из стоявшего перед ним блюда ножку запечённой птицы жариуса, обглодав её и предложив косточку своей новой игрушке, сидевшей на полу, подтянув коленки к подбородку, и смотревшей, словно затравленный зверёк. От угощения девчушка отказалась, но мужчина ухмыльнулся – в конце концов, это нормально, сначала все они показывают характер, в той или иной мере. То ли ещё будет через пару-другую недель…
К моменту, когда празднество, наконец, дошло до кульминации, и Жреца Хаоса расположили на залитом ещё парящей кровью алтаре, все присутствующие были уже изрядно навеселе. И потому не сразу смогли понять, что произошло, когда старик вдруг начал странно выгибаться и заходиться в судорогах. Предводитель Ордена, уловивший удивлённую тональность в голосах окружающих, успел отвлечься от своей очередной забавы со своей игрушкой – он как раз пытался насильно напоить её – и увидеть, как из уст последователя Разрушителя мощной струёй вырывается поток рвоты, прямо на жертвенник. И как, почти сразу после этого, под потолком начинает набухать багровое облако с горящими красным глазами внутри…
Глава вскочил на ноги, мигом забыв про игры – правда, сразу после этого бросившись ниц. Его примеру последовали и все остальные: Гневного, если он являлся людям, запрещалось приветствовать иначе. Тем временем, наполненный яростью вопль заставил задрожать стены. Старик, которого отпустили державшие его до этого стражи – которым тоже пришлось падать на пол – распахнул свои грязные и изорванные одежды и стал, как ни в чём не бывало, мочиться на алтарь. Длилось это недолго: накатилась волна нестерпимого жара, пахнуло горелым мясом, и на месте, где стоял Жрец, осталась лишь кучка пепла, а багровое облако начало медленно таять.
Справившись с собой и успокоившись, Верховный отдал распоряжения по уборке и задумался. Чуть спустя, грубо дёрнув за цепь, он подтащил всхлипнувшую пленницу к себе. И, наклонившись к самому её уху, злобно процедил:
– Твой Учитель хорошо тебя подставил. Потому что ты сейчас будешь расплачиваться за то, что он натворил. Готовься, я устрою тебе настоящий персональный ад!…
Slice FFA157D60012CE10
Крупная, зажиточная деревенька, едва не на сотню дворов, прижалась всем своим телом, состоящим из деревянных заборов и домиков, к пыльной извилистой дороге – основной артерии, приносившей денежные средства в это небольшое поселение. Путники и караваны, что проезжали мимо, часто останавливались на постой, перекусить, или иным способом отдохнуть и поразвлечься, платя за всё звонкой монетой, и закладывали тем самым основу благосостоянию жителей.
По этой самой единственной дороге, несмотря на довольно поздний час, неуклюже ковыляла фигура, по всей видимости – старика. И двигалась она в направлении неприметной корчмы, находившейся на самом отшибе – приземистого здания со старой выцветшей вывеской над дверью, которую уже и разобрать-то было нельзя.