Романы
Саша. Первокурсница. У нас так ничего и не состоялось. За почти год отношений,
мучений. Для мужчины отсчет начинается с этого дня - день, неделя, месяц – все с
момента, когда распечатан конверт, открыты ворота, взят город. Как можно полюбить
город, если ты смотришь из-под забрала на его высоченные стены, неприступные рвы?
Что можешь увидеть? Рыночную площадь с необычным товаром, городскую ратушу,
украшенную лиловой башенкой, длинные и узкие улочки? Нет. Только каменная, в
несколько метров высотой, стена. Да - и стена ничего, хороша. Ровная, отменно сложена,
из крупного камня. Зубцы опять же на стене. Флаг с гербом, виднеющийся на ратуше. И –
ворота. Большие, из ладно подобранных досок, новые, ловко вписанные в каменный
проем. И мостик, ведущий к ним через глубокий ров с водой. Ворота манят. Они снятся,
пока спишь, сняв доспехи. В ожидании, пока город сам не сдастся, когда закончатся вода
и продовольствие. Когда горожане сами тихо придут и, поклонившись, вручат ключ. И ты
войдешь. В главные широкие ворота. На солнце будут блестеть твои доспехи. Ты не
скажешь ни слова. Молча пройдешь от ворот до главной площади. Пока внезапный сон не
свалит тебя, и ты не заснешь на ближайшем тюке с сеном.
С Сашей - я так и остался за городской стеной. Да, лез на стены, да, ломал ворота, морил
голодом изморенных горожан, но их королева, решила, что лучше голодная смерть, чем
сытое бесчестие.
С самого начала мне следовало это понять. «Мой папа говорит, что или пусть твой Женя
встречается с тобой чаще, или не встречается вовсе», - сказала Саша через месяц после
нашего знакомства. И мне стало стыдно. И надо было понять даже не эту папину
установку: или-или. А - мой стыд. С ним не берут города. С ним – женятся. Он лучший
цемент для будущей супружеской жизни. Мне бы принесли с поклоном ключ горожане,
еще бы и просили принять его. Но нужно было мое терпение и согласие стать королем. Их
отцом и судьей. Защитником и мужем. Наверное, я и так дрейфовал в ту сторону. На 5-м
курсе уже просыпается что-то в тебе королевское. Но только просыпается. А в полудреме
так легко напугаться. Так легко перепутать сон и явь.
Но к делу. Саша была с грудью. Со спортивной фигуркой и красивой грудью. Это-то и
удержало в первое время. Иначе бы хлопнул дверью и не вернулся. Ибо все эти
девические прыщики на бледном лице и мамино пальто не похожи на веревки и канаты,
используемые для отлова качественных жеребцов. Я был качественным. Немного
переоценивал себя. Но таков самец. Агрессивный. Самоуверенный. Жилистый. Готовый к
нападению. Внутренне согласный на насилие.
Это был какой-то сход продавцов БАДов. Меня затянула туда сестра. И Сашину маму
тоже кто-то затянул. Ну, а мама взяла дочь с собой. Я помню этот первый взгляд на меня.
Мама и дочь смотрели одновременно. Шли и смотрели. Секунду или две. В таких случаях
этого достаточно, учитывая силу женского взгляда. Моя сестра знала Сашину мать, это и
стало началом осады.
- Вы уже обмениваетесь телефонами? – оборачивается к нам Сашина мама.
Да, спермы было во мне так много, что всякие приличия из моей головы она выносила
бурным потоком.
Мы вместе едем домой. Мне вдруг становится скучно. Сашино лицо смотрит на меня
снизу вверх. Бледное лицо с розовыми маленькими припудренными прыщиками.
- Тебе уже не интересно со мной? – спросит меня Саша в первое наше свидание.
Она была умной девочкой. Но – тактика. Но – стратегия.
- Нет, что ты, - я смотрю на городские стены, подняв ладонь ко лбу, закрываясь нею от
солнца.
Да, я подарил ей красную розу. Мы гуляли по городской площади, и Саша несла ее в руке.
С красивым и упругим бутоном. Несла ее бережно, заглядывая в прижавшиеся друг к
другу лепестки. Я тоже раз посмотрел в самый центр красного бутона.
Но конница вовсю уже била копытами, а сабли, вынутые из ножен, жаждали крови. Я
вспомнил красный бутон, подаренной мной розы. И пригласил Сашу к себе домой, когда
родителей не было.
- А ты не такой простой, каким кажешься, - похвалила она, прочитав мой рассказ в
местной газете.
Мы сидели в кухне, и я время от времени уходил в комнату. Я вдруг обнаружил, что
боюсь прикоснуться к Саше. Боюсь начать кровавое дело. Страх, стыд и неумение вести
бой. Чем жители города виноваты предо мной, чем так провинилась их королева?
Оказывается, не острота сабель и быстрота конницы, а дух и любовь к войне расшибают в
щепки крепкие городские врата. Попирание закона и животный голод – залог победы.
Мне сразу нужно было понять, что на урок приходят с полным пеналом, в котором есть
все карандаши, заточенные остро. И двоечники - это не парни, которые забыли взять
карандаши в школу, а те, кто еще не слышал и не испытал удовольствия от звука, с
которым грифель скрипит по бумаге. И все, что ты ни нарисуешь, тут же сбывается, тут
же становится явью, как во сне.
Не могу вспомнить, когда мы впервые поцеловались. Когда, когда я впервые постучал в
ворота своей рукой? В тишине ночи я стоял у городских ворот, и стук раздавался в округе.
Мой размеренный и упорный стук. Не открывая, стража спросила, кто там. Да, это был я –
голодный и готовый к подвигам. Ведь первая робость уже прошла. Обычно я провожал
Сашу домой. В ее подъезде всегда было темно. Там мы каждый раз прощально
целовались. Рука моя пробиралась сквозь джунгли пальто, джинсов, кофт, колгот, белья,
чтобы ощутить жар. На центральной городской площади каждую ночь жгли костры, и
местные поэты читали стихи о любви. Когда я возвращался домой, то дорогой нюхал свой
палец. Я завидовал ему. Палец был снисходителен, давал себя нюхать, но из него нельзя
было вытянуть и слова о том, что он видел, к чему прикасался. Встречались мы по
пятницам. О, святая учеба! Пред нею королева падал ниц и посвящала ей всю себя и
остальные дни недели. На второй месяц воины мои взбунтовались, и я передал их слова
королеве:
- Саша, мне когда-нибудь это надоест, и мы расстанемся.
Или пусть стража открывает ворота, или мы идем брать другой город. Но королева есть
королева. Она все поняла. Поняла, что воинам уже не нужен другой город, что им
нравится стоять у ее ворот. И что, если к воротам придет чье-то чужое войско, то воинам
это будет не по нраву. Теперь они годились для настоящей игры. Что есть война, как не
игра? И вроде бы даже кто-то видел на городской стене кого-то с белым флагом. И вроде