бы этот флаг даже начали разворачивать покорные горожане. Но – так и не развернули на
своей высокой стене. Родители Саши уехали на дачу, и я был приглашен к ней домой. Что
такое домашний халат и колготы для крепких и жадных мужских рук? Пустяк. Но что
такое девичьи слезы? Это атомное оружие. И разве знал я, как с ним справиться, одетый в
средневековые доспехи?
- Женя, ну что ты меня мучаешь? – Саша лежала подо мной, зажатая тисками моих рук.
Да, мы тоже что-то слышали о справедливой войне, о том, что мирное население в плен не
берут, и, вообще, солдат ребенка не обидит. Заваленный собственным благородством, как
цветами, я объявил отступление.
Город был разбит в поле и построен, развивался, достраивался, но никогда не знал
нашествия варваров, мечтающих ворваться в него. И никто, соответственно, в город еще
ни разу не вошел.
Но - палец. Этот парень, понюхавший пороха настоящей войны, так многозначительно
молчал о своих подвигах, что не повторить попытки было невозможно. И снова мы с
Сашей одни в ее квартире. Палец настолько смел и уверен в себе, что даже горожане не
смеют прогнать его, когда он шурует отмычками в огромном замке на воротах. И тут
город взвыл. Нет, горожане зарычали. Да, это был звериный рев. Я впервые слышал такое,
и мурашки пошли по моей коже. Видно, палец, пробуя разные отмычки, здорово
преуспел. На какие-то несколько мгновений королева забыла себя и город. Воины мои
потом два дня неспешно и с видимым удовольствием рассуждали о том, что же будет,
если не палец, а целое войско, сломав ворота, войдет внутрь? Как заревут горожане, и как
испугаются звери и птицы в окрестных лесах. Я слушал воинов и понимал, что они ни за
что теперь не прекратят осаду.
Но великие полководцы знали – или бери город, или уходи. Не знал этого я. Крепости
других городов уже не существовали. Да и ворота уже не были главной целью. Главным
было - остаться рядом. И королева позволила. Горожане потом рассказывали, что в это
время она из своей высокой башни с тревожным любопытством смотрела окрест, куда
ползком стали подбираться неизвестные ей неприятели. Мы гуляем с Сашей и встречаем
шумную подвыпившую компанию моих институтских знакомых. Компания умасливает
Сашу и меня присоединиться и ехать вместе в гараж, чтобы слушать музыку и пить вино.
Войско мое трубит тревогу. Солдаты спешно выстраиваются в шеренги. Саша ничего не
отвечает. Я молча и с удовольствием увожу ее. Настроение королевы падает, корона
сбивается на лоб. Мы проходим два квартала, и все это время я сверлю Сашу вопросом,
что вдруг стало с ее настроением.
- Я хочу в гараж… - отвечает.
И в этот раз мне нужно было все понять. Но туман в то утро затянул долину перед
городом и уже никогда не уходил.
А потом наступила зима. Поскучневшие и напряженные воины мои мерзли и не задавали
уже никаких вопросов, видя мое тупое упорство.
- На Новый год мои друзья нас приглашают к себе. Там мы сможем уединиться, - говорит
Саша.
Частный дом кого-то из Сашиных одногруппников. Несколько комнат, куда по очереди
ходят парочки. Одиноких парней за столом больше, чем свободных девушек. Рядом с
нами оказывается парень из Одессы. Он умеет улыбаться и рассказывать об
очаровательном городе у моря. Войско мое, не ожидая специальной команды, по знаку
дозорных самостоятельно готовится выступить на появившегося неприятеля. Но я
улыбаюсь гостю с моря, и от меня не исходит никаких команд. Наконец очередь в одну из
освободившихся комнат доходит до нас. И королева, доселе утверждавшая, что ни один
варвар еще не смог сломать городские ворота и даже не пытался это делать, волшебно
преобразилась, и я увидел нас как бы со стороны, как бы в экране телевизора, когда
показывают фильмы для взрослых на специальных каналах.
- Ты же говорила, что у тебя никогда ничего не было? - мой вопрос застыл над Сашей.
- Ну да, но я просто так много об этом читала, что у меня все получилось…
Одевшись, мы лежим в темноте.
В комнату раздается осторожный стук.
- К вам можно? – голова вежливого одессита показывается в дверях. – Все разошлись по
своим комнатам…
Саша разрешает ему остаться. Начинается разговор. Одессит ложится с нами рядом.
- А сколько вы уже вместе?
- 8-го Марта будет год, - отвечает Саша. – Если будет… - добавляет она, видя мою обиду.
Мы возвращаемся к столу. Одессит приглашает Сашу на медленный танец. Они уходят в
другую комнату. Танцуют. Я смотрю на них. Растерянные воины, опустив сабли, смотрят
на меня. Песня заканчивается, и одессит тут же ставит вторую. На этот раз они решают
закрыть дверь. Я вижу их движущиеся силуэты, сквозь матовое стекло в двери. Во
взглядах воинов своих я читал одно слово: «Уходи!». Но приличия «Мы пришли вместе и
уйдем вместе», но страх, ужасный страх оставить мою незавоеванную королеву с кем-то –
не давали мне повода к отступлению. Каждая минута этого унижения давалась с большим
трудом. Хотелось войти и устроить Саше сцену. Но я держался – это же война, тут важна
выдержка. Пришло утро, и нам пора было уходить. Я оделся и, ожидая в прихожей,
слышал их шепот: «Созвонимся потом?». Я провел Сашу домой.
- Ты всю дорогу молчишь… - сказала она, прощаясь.
- Ну, понимаешь, то, что вы там закрылись…
- Просто он хороший парень…
На следующий день я позвонил Саше, и войско мое, спешно собрав оружие и свернув
палатки, покинуло долину навсегда.
Проспект Краснозвездный и другие
"Доведи меня!" - услышал я голос. Седой Христос, согнувшись, стоял у столба недалеко
от входа в метро "Петровка". Он говорил это людям, идущим мимо него, только что
выпрыгнувшим из маршуток девушкам в красивых юбках и шортиках. Но я знал: он
обращался ко мне. Кто-то когда-то сказал: "Если обидишь слабого, обидишь не его,
обидишь Христа". Конечно, я запомнил. Видите, даже вам сейчас процитировал. Старик с
аккуратной бородкой, в шортах, в рубахе, узлом завязанной на поясе, босиком, стоял,
согнувшись у столба. Люди бежали мимо. Людей ждали поезда в метро, людей ждали на
работе их боссы. Старик водил рукой по асфальту, пытаясь нащупать бордюр. Я прошел
мимо. Мне было страшно оглядываться. Метров через десять я таки повернулся и
посмотрел. Зашел в свой автобус, спросил водителя: "А что это за дед стоит,
скрюченный?". "А бомжара якийсь", - ответил водитель и вернулся к своему телефону. Вы
заметили, как я спросил "Что за дед скрюченный"? Я боялся быть уличенным в том, что