— Добрый день, меня зовут Олимпия...
Он даже не даёт ей назвать свою фамилию.
— Да-да, Крочетти... я это знаю, — говорит он ей, как всегда даже не глядя на неё. — Это ведь я назначил встречу, так что, по крайней мере, должен знать, как Вас зовут, не так ли? Присаживайтесь. Олимпия, вот это имя…
С каждым разом сердце Олли бьётся со всё большей силой. Что ему нужно? Ему не нравится имя Олимпия? Сначала пусть на своё посмотрит... И опять это ужасное чувство. Нет, нет, нет. Только не так. Успокойся. Хватит. Дыши, давай же, ничего такого не произошло. Просто он из-за чего-то зол, возможно, не выспался, не наелся, этой ночью не занимался любовью или ещё что… Это вовсе не из-за тебя или твоего имени... Сейчас немного поработаю над собой. Олли меняет выражение лица или изображает самую лучшую из всех своих улыбок. Соблазнительную. Открытую. Спокойную. Интригующую. Улыбку Олли, идущей в наступление.
— Ладно. Я пришла, чтобы устроиться к Вам на практику... Это было бы для меня честью...
— Естественно, это было бы честью для Вас... мы – один из крупнейших домов моды в мире... — он продолжает печатать что-то на компьютере, не глядя на неё.
Олли сглатывает. Экстрасуперужасное чувство. Нет. В его случае дело вовсе не в том, что сегодня не его день. Всё дело в нём самом. Да. Он наделён одним из тех тяжёлых и напряжённых характеров, он человек, который слишком много работает, который проводит жизнь в офисе и никогда не расслабляется. Но я заставлю его. Я должна это сделать.
— Конечно. Именно поэтому я и выбрала Вас...
— Нет, Вы не выбирали нас. Нас не выбирают. Выбираем мы, — и на этот раз он поднимает глаза от монитора компьютера и изучает её. Вот так, прямо, без преамбул.
Олли замечает, что её щёки краснеют. И кончики ушей тоже. Слава богу, я не собрала волосы, иначе он тоже заметил бы. Она глубоко дышит. Я ненавижу его. Ненавижу его. Ненавижу его. Да кто он вообще такой? Кем он себя возомнил?
— Именно. Это очевидно. Я просто говорила, что...
— Вам не нужно ничего говорить. Вы должны показать мне свои работы и всё. Они будут говорить за Вас... Давайте... — говорит он и протягивает руку. — Вы пришли ради этого, разве не так? Посмотрим, что Вы умеете делать... а самое главное – сколько времени мы потеряем с Вами.
Олли начинает волноваться всерьёз. Но борется с этим. Иногда нужно уметь сопротивляться таким вещам, чтобы получить то, чего желаешь. Спорить с ним сейчас бесполезно, хотя он и настоящий придурок... Она снова вздыхает. Кладёт папку на стол и открывает её. Достаёт свои работы. Различные рисунки, выполненные в разных техниках, есть и с дизайном одежды. И ещё фотографии. Ники. Дилетты. Эрики. Незнакомцев на улице. Иллюстрации. Одно и то же с разных ракурсов. Пейзажи. Она раскладывает их, показывая Эджидио. Он берёт их, некоторое время вертит в руках и некоторые презрительно бросает в воздух. Бормочет что-то сквозь зубы. Олли не может понять его, она тянется и немного наклоняется над столом.
— М-м-м... Банально... Предсказуемо... Страшно... Беспросветно... — Эджидио выстреливает шёпотом одно определение за другим, оценивая работы.
Олли чувствует, как её охватывает дрожь. Её работы. Плоды её трудов и фантазии, бессонных ночей, вдохновение, пойманное на лету с надеждой, что рядом окажется бумага и карандаш или камера, всё это просто оборачивается ужасом с высокомерием, даже хуже – с презрением, с лёгкой руки типа по имени Эджидио, который носит красное и розовое. Как герань. Они доходят до последнего. Обработка в Photoshop последнего проекта одного из домов мод. Того дома мод, в котором они находятся прямо сейчас, если быть точнее. Эджидио смотрит на неё. Рассматривает её. Изучает. И снова что-то бормочет.
Это – точно нет. На этот раз нет. Олли пытается вмешаться:
— Это я сделала, чтобы немного почувствовать себя частью Вас...
Эджидио смотрит на неё поверх оправы своих очков. Он свирепо разглядывает её. Олли чувствует себя очень робкой и бросает взгляд на стену справа от себя. И видит. Здесь, на виду у всех, над дорогой и современной деревянной мебелью. Большой и красивый кубок с табличкой снизу: «ЭДЖИДИО ЛАМБЕРТИ, ЭДДИ МОДЫ И ХОРОШЕГО ВКУСА. BRITISH FASHION AWARDS». Она продолжает разглядывать стену. На ней развешаны различные награды. Mittelmoda. Премия лучшему молодому стилисту 1995 года. Различные дипломы и награды помимо этого. На всех его имя. Не Эджидио, а Эдди. Так лучше. По крайней мере, имя.
Олли поворачивается обратно и смотрит на него. Эджидио-Эдди продолжает сверлить её взглядом с её обработкой Photoshop в руке.
— Не уверен, что верно Вас понял... Вы говорите мне, что для того, чтобы почувствовать себя ближе к нам, Вы украли нашу рекламу? Такова Ваша концепция креативности?
Олли в недоумении. У неё не получается отреагировать. Она чувствует, как слёзы просятся наружу, но у неё ещё раз получается успокоиться. Она сдерживает слёзы и вспоминает её. Фразу, которую всегда писала в школьном дневнике. Все эти годы она копировала её снова и снова под расписанием занятий. «Хорошие художники копируют, Великие художники воруют». И даже не задумываясь, она произносит это вслух.
Эджидио-Эдди смотрит на неё. А затем – на её работы. Потом снова на Олли.
— На данный момент я не вижу здесь даже копий.
Олли, уже готовая взорваться от ярости, задумывается на какое-то мгновение о том, чтобы схватить свои работы и закинуть их обратно в папку. Но потом, толком не понимая, почему, она делает несколько глубоких вздохов и берёт себя в руки. Смотрит Эджидио-Эдди в глаза. До этого она не замечала, что они голубые. Она готовится произнести свою фразу, затаив дыхание. Во власти этого удушья.
— Ну что, Вы берёте меня на практику или нет?
Он задумывается. Снова смотрит в монитор своего компьютера. Что-то набирает на клавиатуре.
— Из всех, с кем я встречался до этого момента, именно Вы по всем параметрам наименее катастрофичны. Но только потому, что кажетесь готовой... — затем он поднимает свои голубые глаза и смотрит на неё. — И, как мне кажется, у Вас есть характер. А вот Ваши работы – как раз наоборот, они плачевны. Я могу определить Вас в отдел маркетинга, ведь Вам так нравятся наши рекламные кампании... Конечно же, в первое время Вам придётся ограничиться простыми ксерокопиями и кофе, приводить в порядок административные архивы, которые мы используем, чтобы отправлять приглашения. Но Вы не должны чувствовать себя уязвлённой. Никто никогда не понимает, в особенности Вы, нынешняя молодёжь, скольким вещам можно научиться, просто слушая и передвигаясь за пределами главной сцены. Где и происходит то, ради чего Вы здесь. Посмотрим, достаточно ли Вы готовы к противостоянию... потом и поговорим... А теперь собирайте эти рисунки, достойные первоклассника, и идите. Увидимся завтра в восемь тридцать утра. — Он в последний раз заглядывает ей в глаза: — Жду от Вас пунктуальности.
Пунктуальности, как твоя, думает Олли, собирая свои рисунки и фотографии и складывая их обратно в папку. Взгляд Эджидио-Эдди снова приковывается к компьютеру.
Олли поднимается.
— Тогда до завтра. Доброго Вам вечера.
Он ей не отвечает. Олли закрывает за собой дверь. Закрывает и прислоняется к ней. Поднимает взгляд к потолку. Потом закрывает глаза и вздыхает.
— Жёсткий он, правда? — Олли резко открывает глаза. Парень, почти такой же высокий, как она, брюнет с ярко-зелёными глазами, на носу очки в полупрозрачной оправе, а на лице смеющееся выражение лица. Он внимательно разглядывает её. — Я знаю, Эдди кажется безжалостным. По правде говоря, он такой и есть, но если ты его убедишь, то всё пойдёт, как по маслу.
— Уверен? Я даже не знаю... К тому же, здесь впервые мужчина не задержал на мне взгляда даже не мгновение! То есть, пока я была внутри, мне довелось поразмышлять над ужасными вещами: мне двадцать лет, а я уже старею? Я с каждым разом всё страшнее? В конце концов… этот тип в одно мгновение поверг меня в депрессию! Он просто сломал меня!