Дима с первой встречи нашел общий язык с Тарасом. Однажды он провожал Лену и, как обычно, они целовались в подъезде. И вдруг сверху крик:
– Ой! Сестричка! А ну, покажи-ка мне лучшего парня Харькова!
Дима задрал голову. Перегнувшись через перила, на них смотрел светловолосый упитанный блондин. Его пестрый и широкий, по последней моде, галстук качался туда-сюда, пугая Диму – парень вполне мог кувыркнуться через перила и камнем полететь вниз, на мозаичный кафельный пол.
– Тарас, прекрати! – крикнула Лена.
Но тому явно доставляло удовольствие дразнить ее. Он еще наклонился, и галстук еще больше закачался. Под громкий раскатистый смех Тараса Лена побежала наверх, схватила его за шиворот, сказала, что он дурак и что она пожалуется дяде. Тут подоспел Дима и протянул ему руку.
– Наконец-то мы познакомились! А то только и слышу: «Мой Димочка, мой Димочка!» – Тарас виртуозно увернулся от ладошки Лены, направленной на его пухлую щеку, и засмеялся: – Вот так она и тебя будет дрессировать!
Вагон дернулся и вернул Диму к реальности.
– Подъезжаем, – констатировал Тарас, глядя в окно.
Дима стащил с подушки наволочку.
– Ты что делаешь?! – воскликнул Тарас.
– Как что? Постель собираю…
– Ты ее стелил? Деревня, – Тарас незлобиво усмехнулся, – ты в спальном вагоне! Эта корова все сделает.
Дима сконфуженно потер лоб и сел.
Он же сразу, как только вошел, понял, что спальный вагон – другой. Не плацкартный и не купейный. Здесь все было другим. Здесь не пахло прелым бельем, не надо было отдирать полотенце от наволочки – все уже постелено! А то, что постелено, хрустит и благоухает. Уголок белоснежного пододеяльника кокетливо загнут, приглашая пассажира раздеться и лечь на две пышные подушки – это вместо одной, свалявшейся, на которых спят в купе и плацкартном. Тут же, на пододеяльнике, лежит аккуратно сложенный клетчатый шерстяной плед, а не кусачее одеяло, воняющее грязными носками, которое с апреля по октябрь, в так называемое теплое время, надо унизительно клянчить у проводницы. Окно открывается, а не запечатано на зиму, то бишь навеки. А на столе – Дима даже глаза протер – маленькая вазочка с тремя крошечными гвоздиками.
Но все это чепуха в сравнении с тем, что в вагоне действительно ничем не пахнет! Здесь почти не пахнет креозотом, а ведь им пропитаны шпалы. Не пахнет пылью и туалетом, но легкий запах угля от котла с кипятком был, и это приободряло, а то Дима не чувствовал себя в поезде. Но даже в такой санитарной обстановке он не умывался и не чистил зубы. В поездах он этого никогда не делает: мама еще в детстве объяснила, что водичка вытекает из краника, если его толкнуть вверх. А чем его толкают? Грязными руками, после туалета… Так что на кранике столько всякой грязи, что страшно представить. Дима с тех пор удивляется, увидев в руках попутчиков зубную щетку и пасту, – неужели они не понимают таких простых вещей?
В дверь постучали.
– Входите! – сказал Дима.
– Явилась, – недовольно хмыкнул Тарас, скрещивая руки на груди.
– Билеты нужны? – буркнула проводница.
– Нет, – ответил Дима.
Проводница исчезла. Поезд еще раз дернулся, лязгнул и остановился.
– Все, приехали. – Тарас снял обручальное кольцо и сунул в карман куртки. Потом встал и посмотрел на себя в зеркало. Хмурясь, пригладил редкие волосы и вздохнул: – Через пару лет я буду лысым, как папик.
– Квартира у моря… Квартира у моря… – доносилось с перрона.
Море было далеко.
– Сидим и ждем, – сказал Тарас, поправляя воротник рубашки, – за нами придут. Если тот же шофер, что встречал нас с Людкой в прошлом году… – Он досадливо мотнул головой. – Это ужас! Он всю дорогу рот не закрывал, у меня даже голова разболелась, а жене хоть бы что, слушает, хохочет… Она меня так никогда не слушает.
Раздался стук в дверь.
– Входите!
Дверь отъехала в сторону, и в проеме появился бравого вида мужик лет пятидесяти.
– Доброе утро, парни! – улыбаясь во весь рот, пробасил он. – Кто из вас Тарас Игоревич?
– Я.
– А вы, стало быть, Дмитрий Семенович?
Дима кивнул.
– Это все вещи? – Он протянул руки к двум сумкам, стоящим на полках.
– Все, – ответил Тарас.
– Поторопитесь, ребята, мне приказано доставить вас к завтраку.
Он схватил сумки и, немного косолапя, пошел к выходу.