— Стой, Ося, на коврике, — прошептал он, — стой пока.
На какое-то время Валентин задумался, удивляясь себе. Он слеп, но не окаменел, не погрузился в полное отчаяние, в пустоту и отсутствие всяких мыслей. Его оцарапали и укусили, но он вооружен и не собирается изображать мумию, как прежде. Изумительно. Тело слушается его, руки слушаются, ноги слушаются.
Коты, конечно, не слушаются, но это другое.
И тьма. Наверное, ожог сетчатки. Или что там может быть еще?
Мурлов потрогал боковину — на месте, проверил ключи — в кармане. Если его не обманывает зрительная память, полтора метра правее — проем, три метра — дверь во двор. План первый: выскочить на улицу. Как-то справиться с замком, потом открыть калитку, добраться до соседей. Здесь есть несколько «но», включая бег вслепую. План второй, более реалистичный: запереться в маленьком пространстве, где Осе будет сложно его достать. В гардеробе. В ванной. В спальне.
В боксе. В боксе!
И что? И дождаться звонка.
Мурлов сбил диванные сиденья, нагромождая их по бокам от себя, как блочную защиту. Нет, это, конечно, не надежно. Ноги открыты. Голова открыта. Не рвануть ли сразу в гардероб? Именно сейчас, именно в этот момент, пока Ося… Стоп, стоп, Валентин, опасливо одернул он себя. Весь вопрос тут в том, отключается ли котик на коврике. Так-то можно было бы подползти — и мордой, мордой эту тварь в стену.
Но если не отключается?
Побежать-то он побежит, и даже добежит, но гарантии, что Ося не юркнет за ним в тот же гардероб, у него не будет. Так что пока здесь, здесь. Сунув молоток между ног, Мурлов стиснул телефон, нацелил палец. Ну же, техподдержка!
А как уютно, должно быть: телевизор, курицей пахнет — шевельнулось в голове. И Оси что-то не слышно. Мурлов покрутил головой, надеясь уловить урчание или позвякивание разбитой лапы. Что-то шустрый Ося на трех лапах.
— Ося, — позвал он. — Ося, ты здесь?
Палец дрожал над телефоном.
Еще минута, две — и точно перезвонят. Им деться некуда. У них один из экземпляров потерялся. Как же не перезвонить? Мурлов выпрямился. А может Ося уже того… перезагрузился? — подумалось ему. Прошли тридцать минут. Ну, сорок. Тогда он зря… Мурлов прыснул, представив себя, обложившегося подушками, как в осаде, в то время как Ося, откатившийся к заводским настройкам, смирно лежит на коврике. А он ждет, ждет, понимаете ли, когда…
Телефон завибрировал, заиграл в его ладони. Мурлов, вздрогнув, торопливо ткнул пальцем, но, видимо, не попал в «иконку». Второго шанса Осирис ему не дал.
— Мя-а!
Механический кот, прыгнув, ударил Мурлова головой в грудь. Телефон вылетел у того из руки и, кажется, лишился на полу то ли силиконового чехла, то ли еще какой детали. Мелодия вызова резко оборвалась. Мурлов вскрикнул, но, скорее, не от удара, а от неожиданности.
— Ах, ты!..
Ося заскакал по Мурлову. Когти его раздирали кожу, а увечная лапа скребла острым металлом. Плечо, грудь, шея, щека, грудь, грудь, подбородок, живот! Ося пел песню мести на кошачьем языке. Мурлов с воплями пытался его ухватить, раскидывая прямоугольники сидений и ворочаясь на диване раненым зверем. От халата, как от шкуры, летели темно-красные клочья.
— Тварь!
— Мя-аа!
— Сволочь!
Хвост проскочил у Мурлова между пальцев, но потом он с торжествующим воплем ухватил в искристой, мохнатой темноте одну из задних Осиных лап. Ося попытался вывернуться и даже успел укусить запястье, но был вздернут вверх, а затем вбит в диванный валик. Что-то в механическом животном хрустнуло, звякнуло. Ося мявкнул, перегнувшись. Мурлов, привстав, захохотал.
— Что, Ося, больно?
Он вздернул кота еще раз и ударил им в сторону. Раздался треск стекла, хруст, потом стекло посыпалось звоном.
— Ося, ты никак встретился со столиком? Ай-яй-яй!
Мурлов вскинул руку еще раз, намереваясь теперь уже размозжить механимуса об пол. Но на излете лапа Осириса, как назло, выскочила из повлажневших пальцев. Серьезного удара не получилось. Механимус с бряком упал то ли у проема, то ли уже в коридоре. Мурлов торопливо пополз на четвереньках на жужжащий звук, только буквально под ладонью этот звук иссяк. Мурлов поймал в кулак пустоту.