— Говорил-говорил. А как же! Давно говорил — минут двадцать назад, как только я из соседней бригады вернулся. Или мне уже и чаю нельзя попить?! — снова загремел фельдшер. — Куколкин здесь, Куколкин там. Нашли еще одного севильского цирюльника!
— Поехали-поехали! — привстал киномеханик. — Я же тебе говорил, что дело срочное. Нашел время чаи гонять!.. И что о тебе горняки подумают, ежели ты на такой вызов не явишься?
— «Погибает в общем мненье, пораженный клеветой…», — проревел Куколкин; он явно находился под впечатлением только что прослушанной арии. — Долг! — ворчал он недовольно, начиная, впрочем, одеваться. — На чем приехал?
— Мы на лыжах.
— Мы, Николай Второй, император и самодержец всероссийский… Кто это — мы?
— Да двое нас. Товарищ снаружи остался.
— Полный конвой! — засмеялся киномеханик.
— Хм, на лыжах они! — продолжал ворчать Куколкин. — Нет, чтобы машину подать, вездеход или аэросани. Цивилизация! Я вот оленей только что отпустил…
— И что ты разворчался, как старая свекровь? — нетерпеливо перебил его киномеханик. — Все равно новых надо брать, твои устали.
— Вот-вот. Олени устали, а Куколкин двужильный, его сразу на всех хватит. И вообще, чего ты-то привязался? — обрушился он вдруг на киномеханика. — Мне ассистенты не нужны. Можешь оставаться здесь и готовить ужин. Попутчик нашелся!
— А может, у меня там тоже дела, — спокойно возразил киномеханик. — Может, мне культурные контакты установить надо, о шефстве договориться.
— Еще мне один культуртрегер, — буркнул недовольно фельдшер и предложил Сергею с некоторой угрозой: — Вместе к бригадиру вот пойдем его упряжку просить. Нужда-то не колхозная. Посмотрим, что ты за дипломат.
Сергей кивнул согласно и успокоил:
— Да тут недалеко, километров пять всего.
— Ну да, а то мы не знаем, где геологи работали. Сегодня не успел бы, так завтра с утра все равно сам к вам пожаловал бы. А пять километров, ты на носу заруби, это на автобусе немного или на поезде. А пешком по снегу и километр — путь-дорога. Давно на Севере?
— На Чукотке только-только.
— Оно и видно. Поработаешь здесь с мое, если не сбежишь, тогда будешь знать, почем фунт лиха.
— Говорят здесь, что сто километров — не расстояние.
— Дураки говорят! Которые не понимают, что здесь расстояние не на километры меряется.
— А на что же?
— На сноровку, на опыт, на характер. Это — с одной стороны. А с другой — на погоду. Бывает и такое, что и пятьдесят метров враз не перескочишь. Да что тебе говорить? Вырастешь — поймешь. Тут жизнь уму-разуму учит, а вы, молодежь, все норовите с кондачка ухватить. И откуда оно берется, ума не приложу! Поздно чего-то вы из коротеньких штанишек нынче вырастать стали. Все знаете, обо всем судите, — явно не в ладах с логикой басил Куколкин, пока они шагали к соседней яранге, возле которой колдовал над перевернутыми нартами бригадир оленеводов.
— Ну вот, — заметил фельдшер. — Теперь скажет, что у него нарты не в порядке. Опять уговаривай!
Когда они подошли, бригадир, средних лет чукча, лишь скользнул по Сергею быстрым взглядом и, стараясь ничем больше не выказать своего любопытства, повернулся к фельдшеру. Был бригадир широк и приземист. Впечатление это усугубляла одежда — свободная кухлянка с капюшоном, оленьи торбаса на ногах, меховые брюки. Лицо оленевода, темное, резко очерченное, казалось вырезанным из мореного дерева.
Куколкин разговаривал с бригадиром все в том же стиле, с той лишь разницей, что теперь пересыпал свою речь чукотскими словами;
— Эттык, товарищ Коравье! Здравствуй! Нужны твои олени — гынинэт чантэн, понимаешь? Опять надо ехать, черт бы их всех побрал! Куколкин здесь, Куколкин там… У горняков больной теперь. Ынкы тьылльэн — там больной, — он махнул рукой в направлении участка. — Мытлынэн километров. Вот он за мной приехал. Обратно я сегодня же — игыр обратно.
Впрочем, как выяснилось, и эта манера разговаривать не вызывалась никакой необходимостью, а была следствием давней привычки. Бригадир протянул Сергею руку, представился: — Коравье. И на чистейшем русском языке с едва приметным акцентом сказал: — Конечно, раз такое дело. Больному обязательно помочь надо. Только давай твои нарты. А оленей я сейчас и поймать и запрячь помогу.
Упряжкой управлял сам фельдшер. С ним ехал киномеханик. Сергей и Продасов скользили за ними на буксире, зацепившись лыжными палками за нарты. Весь их поход занял не больше двух часов.
Куколкин, не отвечая на приветствия, потребовал, чтобы ему сразу же показали больного, выставил из барака всех, кроме Клавы, спросив при этом: