– Не за что.
Остатки вежливости били в барабаны и кричали Лизе о том, что вот сейчас уже точно будет просто свинством молча пить чай, однако – вопреки всем внутренним голосам – она так и делала. Смотрела на светящиеся искусственным светом окна противоположного дома и думала о том, что осталось только поговорить с Василием Михайловичем, и можно звонить Леше. А потом ехать по городу на переднем сидении машины, считать пробегающие мимо фонарные столбы, и мечтать о том, как дома горячая вода в считанные минуты наполнит ванну, и как белое постельное белье призывно распахнет свои свежие объятия. И в тот момент, когда свежевымытая голова коснется подушки, в ней не останется никаких мыслей – ни о прошедшем из рук вон плохо совещании, ни о недовольстве «Парамеда», ни о ворчливом возмущении Михалыча…
– Вы не видели, Василий Михайлович еще не уехал? – спросила вдруг Лиза, пораженная внезапно пришедшей в голову мыслью.
Обернулась и увидела только смутные блики теней на закрытой двери.
На то, чтобы найти Василия Михайловича, понадобилось раздражающе много времени. Пробираясь сквозь группы танцующих людей, Лиза близоруко щурилась и оглядывалась по сторонам, но внушительной фигуры директора нигде не было видно. Отчаявшись, Лиза глубоко вздохнула и подошла к окну. Её снова замутило. Музыка показалась слишком громкой, воздух – слишком душным, а люди вокруг – чересчур раздражающими.
– Ты в порядке? – Саша Прокофьев неслышно подошел сзади и положил руку на Лизино плечо. – Аж побелела вся.
– Нормально, Сань. В последнее время я частенько плохо себя чувствую.
– Давай позвоню Лешке, чтобы он тебя домой забрал?
– Не надо. Я постою и… всё пройдет.
– Так, Ломакина, хватит дурью маяться, – Саша отобрал у Лизы мобильный телефон и принялся копаться в записной книжке, – Не сопротивляйся, а то мне придется применить физическое воздействие.
Два года назад, когда Саша Прокофьев впервые переступил порог офиса фирмы «Гарант Таганрог», на него было жалко смотреть. Сидя перед Лизой на высоком стуле, он одновременно краснел, бледнел и покрывался пятнами. Речь была бессвязной, а взгляд так прочно укрепился в районе коврового покрытия, что Лиза всерьез начала опасаться – а узнает ли её этот молодой человек, если увидит снова? Потом тоже было сложно. На работу благодаря Лизиной протекции Сашу взяли, но привычку смущаться и краснеть по поводу и без оного удалось искоренить только после полугода ежедневных встреч и постоянных утомительных разговоров. За это время Прокофьев трижды прочно влюбился в Лизу и её мужа, стал верным другом семьи и с большим трудом достал из душевных закромов отзывчивого, доброго и веселого парня.
– Ну что? – спросила Лиза, забирая у Саши свой мобильный. – Что сказал Лёша?
– Будет через полчаса. За это время нам нужно решить все проблемы, из-за которых ты отказывалась ехать домой. Излагай, я слушаю.
Выхода не было. Пришлось улыбнуться и в двух словах объяснить причину, по которой именно сегодня Василий Михайлович был просто жизненно необходим.
– Глупости, – отрезал Саша, когда Лиза закончила объяснять, – Если ты так переживаешь за Яковлеву, надо просто поговорить с Инной и она без Михалыча решит вопрос.
– Кто такая Инна? – удивилась Лиза. Имя было странно знакомым, как будто недавно услышанным, но выпавшим из памяти.
– Рубина Инна, новый зам, – ответил Саша, – Погоди, да вот же она! Инна Павловна! Можно вас на минуту?
Прежде чем Лиза успела возразить, Прокофьев уже ухватил её под руку и потащил к высокой женщине, одетой в строгий брючный костюм.
– Инна Павловна, это Елизавета Ломакина, – отрекомендовал он, – У неё к вам просьба.
Повисла пауза. Строгие серые глаза коснулись сначала всклокоченной Лизиной челки, потом – Сашиного жизнерадостного лица. Края губ дрогнули в улыбке.
– Идите, Саша, мы с госпожой Ломакиной разберемся сами.
Лиза проводила удаляющуюся спину Прокофьева грустным взглядом и уставилась на носки собственных туфель. Более неловких ситуаций в её жизни до сих пор не было.
– Давайте выйдем на улицу? – неожиданно предложила Инна. – Там и поговорим.
– Конечно. Простите… Мне что-то нехорошо…
Сквозь полузакрытые глаза Лиза ощутила, как окружающий мир начинает вертеться вокруг своей оси. К горлу подползла противная тошнота, а в ушах помимо медленного навязчивого гула не осталось больше никаких звуков.
Она бы упала, если бы не сильные руки, ухватившие её подмышками.
– Малкин, быстро сделай горячий крепкий чай… – чей-то уверенный голос прорвался сквозь гул, и Лиза ощутила, что её определенно куда-то тащат, и поняла, что ей это совсем не нравится.
Однако, возразить она не успела. Всего несколько секунд неудобства – и холодный ветерок ворвался в легкие и охладил лицо. Гул в ушах стих моментально, словно испугавшись прохлады, и даже тошнота потихоньку начала проваливаться вниз от горла к желудку. Еще через мгновение Лиза открыла глаза и обнаружила себя сидящей на переднем сиденье чужой машины. То, что машина была чужая, было совершенно очевидно: в их с Лешей «шестерке» никак не могло оказаться кожаной обивки, такого количества свободного пространства и – тем более – такого изобилия всяческой электроники.
– Вам лучше? – спросила Инна и в Лизины ладони скользнула чашка с горячим, кирпично-крепким чаем.
– Да, спасибо.
– Давайте я отвезу вас домой.
– Нет, не нужно, за мной с минуты на минуту приедет муж.
Замолчали. Говорить стало не о чем и незачем. Лиза маленькими глотками пила чай, исподтишка разглядывая женщину, сидящую на соседнем сиденье.
Первое, что бросалось в глаза – это прическа. Мало кто знает, сколько времени и сил нужно потратить, чтобы получить такой результат: ровный узкий пробор, рассыпавшиеся по плечам пряди. Иллюзия легкого беспорядка, но если приглядеться – заметишь, что уложено всё волосок к волоску. Потом профиль… Необычно мягкий, очень женственный. Но при этом как будто немного вытянутый вперед. Аккуратный контур губ, ровный изгиб подбородка…
– Саша сказал, что у вас ко мне просьба. Я готова вас выслушать.
Лиза смутилась и опустила взгляд. Стало понятно, что пока она разглядывала Инну, та рассматривала её саму. Как удивительно – смотреть друг на друга и ни разу не пересечься взглядом…
– Я хотела поговорить на счет Яковлевой Светланы. Она работала у нас четыре года, а теперь ушла в декрет. У неё сложная ситуация в семье – нет мужа, мать-инвалид, и я хотела попросить Василия Михайловича не увольнять её.
– С каких пор декретный отпуск является поводом для увольнения? – удивилась Инна.
Лиза сжала губы. Интересно, эта новая «менеджер-консультант» действительно не в курсе или просто притворяется?
– Впрочем, неважно. Конечно, Яковлеву никто не уволит. Можете не волноваться.
Этот момент Лиза запомнила на всю оставшуюся жизнь. Она вдруг почувствовала, что Инна говорит правду. Что проблема, которая мучила её не одну неделю решена. И на фоне огромной благодарности вдруг шорохнулось в сердце что-то маленькое и теплое. И удивительно нежное.
– Спасибо вам, – Лизин голос дрогнул, – Я очень… признательна.
Позже, когда, наконец, приехал Лёша и забрал её домой, когда маршрут «ванная-кухня-кровать» был блестяще пройден, Лиза потерлась щекой о подушку и впервые за много дней заснула тихо и спокойно. Ни о чем не думая и ни о чем не волнуясь.
Белоснежная плита, желтая скатерть, плетенка с фруктами, фарфоровые чашки с голубым ободком – классический антураж классического завтрака в хорошей семье.
Молодой мужчина, одетый в спортивные брюки и синюю майку, слегка заросший щетиной, сексуально-всклокоченный, натирающий на мелкую терку морковь – классический вид классического мужа в хорошей семье.
Красивая женщина в белом махровом халате с усталыми глазами и собранными в хвост волосами, сидящая на маленьком диване и маленькими глоточками пьющая минеральную воду – классическая жена.
Вот только мысли у этой жены отнюдь не классические. И не добрые. Раздраженные мысли. Тяжелые.