Она знала, что ничего и никому не станет доказывать или объяснять. Бессмысленно. Глупо. Ни к чему. Но почему же так больно? Почему так ноет сердце, и тупая тошнота раз от раза подступает всё ближе к горлу?
– Ты взрослая женщина, – в сотый раз сказала себе Лиза, борясь со слезами, – Не случилось ничего особенного. И тебе плевать на то, что она о тебе думает! Ничего не изменилось. Ты по-прежнему будешь смотреть на неё со стороны, и получать от этого удовольствие. А что она там себе придумала – это только её собственные проблемы. А никак не твои.
Не помогало. Ничего не помогало. В конце концов Лизе надоело бороться со слезами и она принялась собираться.
– Поеду домой, – приняла решение, – Лёшке не буду звонить. Просто поймаю частника и поеду домой. Приму душ и лягу спать. Только и всего. И всё будет хорошо.
Но хорошо не стало. Выключив компьютер и собрав сумку, Лиза вдруг осознала, что её плащ так и остался в кабинете Рубиной.
– Чёрт побери, – выругалась она сквозь злые слёзы, – Да что ж за день сегодня такой…
Пришлось звонить Прокофьеву. Звонить и просить сходить за плащом. И придумывать объяснения, и терпеть назойливое любопытство.
– Ничего-ничего, – Лиза присела на край стола и сжалась в комочек, – Сейчас Сашка принесет плащ, и я поеду домой. Ничего… Ничего…
Стук в дверь прозвучал как избавление от ада.
– Заходи, Саш, – срывающимся голосом крикнула Лиза и ахнула, увидев как в открывшуюся дверь, с плащом, перекинутым через руку, входит… Инна.
Воздух судорожными толчками начал врываться в легкие. Дрожь снова заколотила всё тело, а предательские слезы подступили к глазам.
Невозмутимая сука… Вешает плащ на стул, смотрит удивленно, подходит медленно, рассматривая, удивляясь. И вдруг… опускает руки на плечи.
– Уходите, – прорыдала Лиза, тщетно пытаясь сдержать новые и новые слезы, – Уйдите, пожалуйста. Прошу вас.
– Конечно, – Инна одной рукой вынула из кармана пиджака платок и принялась потихоньку вытирать Лизины глаза. Другая рука осталась на плече – и как жгли эти прикосновения через тонкую ткань платья, как обжигали!
– Да что вам нужно? – выкрикнула, пытаясь сбросить чужую ладонь. – Уйдите, пожалуйста!
– Успокойся, – не дала, сжала плечо еще крепче, обняла и крепко прижала к себе, – Прости меня. Я не должна была так говорить. Прости.
Сил не осталось. Слёз тоже. Лиза вжалось в незнакомое тепло чужого тела, и всхлипывала, ощущая ласковые прикосновения ладони к волосам.
Какое волшебное чувство… Обнимать человека, которого совсем не знаешь, но который тем не менее так сильно стал тебе нужен. Как восхитительно чувствовать касание груди, бедер… Как замечательно слышать теплое дыхание на щеке и тихий шепот на ухо:
– Прости, прости меня… Я не думаю так, как сказала тебе. И никогда не думала. Прости…
– Я прощаю, – выдохнула Лиза, – Прощаю… Только отпусти меня. Иначе у меня сердце разорвется.
Инна послушалась. Медленно – нехотя – выпустила Лизу из своих объятий и кончиком пальца вытерла со щеки случайную слезинку.
Недавний холод сменился раскаляющей тело и душу жарой. Дыхание сбивалось от неловкости и ощущения безумно-тягучего счастья.
– Что же нам теперь делать? – прошептала чуть слышно Лиза.
Инна не ответила, а только пожала плечами и улыбнулась жалко и растерянно.
5
Лиза открыла глаза. В последнее время она начала бояться собственных снов – в них неизменно фигурировала Инна Рубина, и это одновременно заставляло с нетерпением ожидать каждой ночи и бояться этого.
Лёша сонно заворочался рядом, и Лиза притихла. До подъема еще целый час, нужно дать мужу отдохнуть – в последнее время он стал много работать сверхурочно и очень уставал.
Любимые тапочки мягко обхватили и согрели замерзшие ноги. Лиза накинула теплый халат и тихонько вышла из спальни. Проходя мимо ванной комнаты, не удержалась и перед зеркалом сняла одежду. Шел восьмой месяц беременности, будущая маленькая девочка уже не раз напоминала о себе толчками.
– Уже скоро, – прошептала Лиза, улыбаясь, – Еще пять недель, моя хорошая…
Пять недель, после которых на свет появится новый человек. Пять недель, после которых они с Лешей станут самыми счастливыми родителями на свете. Пять недель, после которых ей придется навсегда попрощаться с Инной.
Лиза задумчиво погладила свой живот и снова запахнула халат. Не время об этом думать. Только не сейчас, не здесь, не сегодня.
– Пойду погуляю, – решила вдруг и обрадовалась собственному решению, – Еще так рано…
Удивительно, как беременность меняет привычный ход вещей: если раньше на то, чтобы одеться, хватало пяти минут, то теперь времени требовалось в три раза больше. Наконец, Лиза вышла из подъезда и потихоньку пошла в сторону парка.
Какой заснеженный февраль… Петровская улица всё еще спала – в Таганроге мало кто начинал свой день настолько рано. Вот и кондитерская «Красный мак» – очень знаковое место. Много лет назад они встречались здесь с Лёкой – когда та еще только ухаживала, была бесконечно нежной, родной и открытой. А в ноябре здесь же, только на улице – в машине – сидели с Инной. Сидели и молчали, не зная, что сказать, и мучительно не желая расставаться.
В тот день – после объяснения в кабинете – больше не было сказано ни слова. Обеим было необходимо время подумать, осознать случившееся. Поговорили позже – неделю спустя – в том же «Красном маке», за маленьким столиком, заставленным приличествующими случаю пирожными.
Инна молчала. Она не произнесла ни слова с того момента, как зашла в Лизин кабинет и предложила тихонько:
– Поехали, поедим пирожных?
Нечего и говорить, что Лиза согласилась. И вот теперь они сидели за столом у окна и не знали, с чего начать разговор. Вернее даже не так… Они не знали, нужно ли говорить вообще.
– Мы могли бы стать друзьями, – первой прервала молчание Инна. Она странно смотрелась в обстановке студенческого кафе – красивая, ухоженная, очень хорошо одетая и… чуточку смущенная.
– Могли бы, – вздохнула Лиза, не отрывая взгляда от чашки с молоком, – Наверное…
– Со временем. Когда это пройдет.
– Когда?
– Если…
Снова замолчали. Инна потянулась и кончиками пальцев коснулась Лизиной ладони.
– Посмотри на меня, – прошептала чуть слышно.
– Я не могу…
– Почему?
– Если я посмотрю – у меня сердце из груди выскочит.
В этот день они так ничего и не решили. Обменивались ничего не значащими фразами, шептали отдельные слова и – словно случайно – встречались ладонями.
Вот и парк. Гостеприимно распахивает ворота и приглашает нырнуть в атмосферу зимней свежести и нетронутого еще случайными прохожими снега. Лиза плотнее запахнулась в огромный шерстяной шарф и шагнула на тропинку.
– Я хотела бы гулять здесь с тобой, – прошептала она, – Держать тебя за руку и сходить с ума. И молчать.
Ты – сильная. Можешь решить любую проблему. Можешь заставлять людей поступать так, как тебе хочется. Можешь одним тоном голоса свести меня с ума. Почему я не встретила тебя раньше? Где ты была всё это время? Почему…
Нет ответа. Да и некому задать этот вопрос – ни души не видно в парке, только хмурое нежное утро и скрип снега под каблуками.
Слёзы на глазах. Да что же это такое – в последнее время они как будто не высыхали, появлялись из ниоткуда и разливались по щекам непреходящей тоской.
Слёзы были везде – в уже не случайных встречах в коридорах офиса, в окошке электронной почты, в долгих вечерних прогулках и ночных молчаниях в трубку. Слёзы появлялись в любом разговоре с Лёшей – даже самом невинном – и ударялись в душу острым чувством вины. Слёзы не давали позвонить родителям или поговорить с друзьями.
И самое ужасное, что рефреном через всё это шло огромное, бесконечное чувство счастья. Украденного. Взятого взаймы. Вырванного кадрами из бесконечной кинопленки жизни.