— Ну, давай, Михаил, — согласился Кунин. — На ужин меня разбудишь. Ночь-то вроде светлая будет...
Он полистал карту, еще раз взглянул на бакен и вышел из рубки.
— Вас как зовут-то? — спросил Игорь первого помощника.
— Меня? Однако, Михаил, — сказал первый помощник, распрямился и почему-то посмотрел на Игоря виноватыми глазами.
— Судоводителем давно работаете?
— Пять навигаций всего. Но вы не беспокойтесь, — заверил он Игоря. — Тут места хорошие. Хоть поперек плавай.
— А ваш Ефим Васильевич давно капитанит? — поинтересовался Лавр Семенович.
— Однако, не очень, — сказал Михаил. — Двенадцатый год.
Он стал листать лоцманскую карту.
— Вот до этого переката спокойно можно дойти, — Михаил ткнул пальцем в лист.
— А сколько до него этих... — спросил Игорь.
— Семьдесят километров еще, — сказал Михаил.
— Ночью его пройдем?
— Может, пройдем...
Михаил взял бинокль, повертел его в руках. Беззвучно шевеля губами, прочитал надписи. Потом он вынул из кармана платок, протер линзы, положил бинокль в футляр.
— Ведь у нас как, — сказал он, — приходит новое судно. С компасом. Капитан велит компас из подставки вынуть и к себе в каюту берет, чтобы кто-нибудь не испортил... Нам компас, конечно, особенно не нужен... Это правильно. По вешкам ходим, по береговым знакам, на глазок. Человек, окажем, пятнадцать лет на реке, а судно по румбу вести не может... У нас главное — практика.
Михаил отвел грустные глаза от компаса, облокотился на машинный телеграф и стал смотреть вперед. Игорь включил самописец эхолота, и перо забегало по бумаге, отбивая двадцатитрехметровую глубину.
— Ну и речка у вас! — удивился Игорь и выключил прибор.
Михаил подошел, внимательно посмотрел на ленту.
— А сколько здесь, однако, метров? — спросил он.
— Двадцать три показывает.
Игорь объяснил ему, как снимать показания с ленты самописца.
— До чего же просто, — обрадовался первый помощник, сразу поняв нехитрое дело. — А здесь глубины немеряные, — добавил он. — Говорят, до сорока доходит... На «Суворове» эхолот стоит, да разве они к нему подпустят? Он нам, может, еще потребуется. Может, мы на Яну, на Колыму ходить будем, через море. А здесь, однако, включать его будем редко. Ведь у нас как: наметкой дна не достал — иди спокойно. Река...
— М-да, река... — повторил Лавр Семенович.
Он опять покинул мягкий диван и теперь рассматривал то карту, то проплывающие мимо берега. Правый берег реки был все так же великолепно однообразен. Кое-где его рассекали ущелья, по которым неслись в Лену горные ручьи и мелкие речки. Изредка на фоне ясного неба появлялся черный могильный крест, неизвестно кем поставленный — может, Дежневым, может, атаманом Елисеем-бузой... Лоцманская карта мало что говорила морскому капитану. Она была очень не похожа на привычные морские карты. Только зная заранее, где идешь, можно было что-то сообразить. «Неудобно как-то...» — смущенно подумал Лавр Семенович и стал тренироваться узнавать на карте берега и объекты. Получалось плохо.
Ночь прошла спокойно. Утром, поднявшись на мостик, Лавр Семенович с уважением посмотрел на похудевшее, с четко обозначившимися морщинами лицо речного капитана. Ефим Васильевич радушно протянул ему руку.
— Ну и где мы оказались? — спросил Лагунов.
Утро было ясное, слегка морозное. Воздух был прозрачен и чист так, что все предметы были четко видны до самого горизонта. Очень легко дышалось на таком воздухе.
— Остров Митрофана проходим, — Кунин показал рукой на поросший тальником узкий и длинный остров. Лавр Семенович быстро нашел остров Митрофана на лоцманской карте. Он с удовлетворением похлопал себя по бедром.
— Хорошо махнули за ночь! Если так дальше побежим, суточек через восемь-девять будем в Якутске, а?
— Может, будем, — согласился Ефим Васильевич. — В Жиганске нам воз брать...
— А зачем нам его брать? — спросил Лавр Семенович. Он знал, что баржи брать надо. Он сам бы взял их в таком положении, но все-таки воз брать не хотелось. Неприятно терять два-три километра хода...
— Нельзя не брать, — сказал Ефим Васильевич. — У нас так не делается.
— Вы идите отдохните, — предложил Лавр Семенович.
— Сейчас Михаил придет — пойду. Тут ход хороший. Всего два переката. Он их знает.
— А этой ночью пойдем? — как и в прошлый раз поинтересовался Лавр Семенович. Его немного покоробило оттого, что Кунин ему не доверяет. Но потом он заставил себя согласиться, что это правильно, что море и река — разные вещи и, каким бы ты золотым капитаном на море ни был, на реке ты — почти пассажир.
— Как видимость. Может, пойдем, — сказал невозмутимо Кунин в ответ на его вопрос.
Видимость оказалась прекрасной. Следующим утром Ефим Васильевич отправился отдыхать, сдав вахту первому помощнику и попросив разбудить на подходе к Жиганску. Лицо речного капитана еще больше похудело, но вид у него был довольный. Он улыбался. Подойти к Жиганску рассчитывали к часу дня. Приближался Полярный круг, и по берегам кое-где попадались чахлые желтые елочки. Хорошо грело солнце. Таял настывший за ночь на палубе лед, пуская темные ручейки. Двери рубки Михаил открыл настежь.
Лавр Семенович подошел к карте, прикинув, где они находятся, спросил:
— Мы этим фарватером сейчас идем?
— Каким вы говорите? — Михаил посмотрел, куда упирается палец Лагунова.
— Нет, что вы! Этот ход в августе на сто метров влево отошел. Наносы. По старому ходу никак не пройти.
— А ты все помнишь, куда где фарватер отходит?
— Все не упомнить мне, — просто сказал Михаил. — Однако, Ефима Васильевича позову, если какое сомнение будет.
— Река... — улыбнулся Игорь.
— Река... — покачал головой Лавр Семенович.
В Жиганске к «Вавилову» подцепили две старинные, громоздкие баржи, зашвартованные бортами одна к другой. Караван растянулся метров на двести. Скорость стала еще меньше.
— Пойдем сегодня в ночь? — спросил Лавр Семенович у Кунина.
Кунин долго смотрел на карту, листал записную книжку. Потом он покачал головой, сказал:
— Пески здесь за Оленьим островом нехорошие. Пьяные пески. Они гуляют. Тяжело будет пройти. Тем более такой воз за нами.
— Сколько мы с этим возом в скорости теряем!.. — вздохнул Лавр Семенович. — Хоть бы на чем-нибудь сэкономить.
— Сядем, — больше потеряем.
— А может, пройдем? Я в вас как-то верю... — признался Лагунов.
— Ну что вы, — смутился Ефим Васильевич. — Ладно, я посмотрю, — сказал он и отошел.
Видно было, что он не собирается идти ночью. Он остался на мостике и отослал Михаила отдыхать. Игорь, скучая на вахте, смотрел назад, где тащились аляповатые деревянные баржи. На одной из них было развешано разноцветное белье. На другой тощий козленок, приподнявшись на задние ноги и смешно вывернув голову, старался отгрызть кусок борта. На носу каждой баржи стояли люди в шапках и в валенках. Они что-то ели и переговаривались.
— Семьями плавают, — сказал Кунин, заметив, как Игорь рассматривает баржи. — Муж шкипер, жена повар, два сына — два матроса. Как раз штат команды... Смешно было, когда нам погоны велели носить. Приходит к тебе такая фигура в валенках с галошами, бородища двухнедельная, уши на шапке развязаны, китель драный, засаленный, а на плечах золотые погоны, со звездой. Прямо карикатура являлась. Хорошо, что отменили погоны.
— А ночь-то сегодня ясная обещает быть, — сказал Лавр Семенович.
— Ночь хорошая будет, — согласился Кунин.
Темнело. Где-то за холмами пропало солнце. Сразу похолодало. Воздух стал еще прозрачнее, чем днем. Около восьми часов в рубку пришли Михаил и Сергей Огурцов. Игорь записал в журнале стандартное: «Река Лена, идем под проводкой...», сдал вахту Сергею и пошел в каюту составлять ведомость.
— Идем, значит? — спросил Сергей.