В тот раз, помнится, я[4] сидела рядом с Асей и удивлялась, что она плохо слушает. А потом уж поняла, почему — когда она повернулась ко мне.
— Во-первых, Анна Сергеевна, он прикидывается не тем, что есть.
Я ни секундочки не сомневалась, что это — не о ФЕЕ.
У Аси вытянутое лицо европеянки и узкие монгольские глаза. Она моложе меня. Однако нас часто путают: общность типажа, освещение, грим.
Ей нравится Вадим Клавдиевич. Как, впрочем, и мне. Вот о нем-то и разговор:
— И темные очки носит потому. Я уверена — у него прекрасное зрение!
— Ася, а во-вторых?
— Во-вторых?.. — Она смущается и косит на меня веселым глазом. Ей, видимо, хочется обсудить вопрос. А мне — нет. Не хочется. Потому что я и сама способна разобраться, кто есть кто.
Человек этот (Вадим Клавдиевич) красив грубоватой мужской красотой, порывист и одновременно мягок в движениях, чрезвычайно вежлив. И странен, по-моему. Даже отчество… Я сначала подумала, что он — военный сирота. Остался мальчик один на свете.
— Как зовут?
— Вадим.
— И фамилию знаешь?
— А́церов.
— Молодец. А как папу зовут?
Молчит. Хорошенький этакий пацан — сама доверчивость.
— Не знаешь? Ну, а маму?
— Маму — Клава.
Вот и стал он — Клавдиевич. Однако, все это вовсе не так. Я часто надумываю, чего и нет совсем. Отец его, я узнала позже, был потомственным врачом, человеком известным и уважаемым. На фронте заведовал госпиталем, много оперировал, был удачлив. Потом его отозвали, потому что лечил кого-то из большого начальства, и оказался нужен в Москве. Прадед Вадима звался Клавдий, и если у нашего Клавдиевича есть или будет сын, то имя его заранее известно. Таков этот род, пытающийся обвиться вокруг времени традицией, — ну вот хотя бы имя, которое должно мелькать и напоминать о качестве человеческом и рабочем — так сказать, о фирме. Род Клавдиевичей. Очень как-то все несовременно и странно. И потом, эти темные очки… ведь он не снимает их никогда. И от этого кажется, будто за ними идет другая жизнь. Из-за этих очков я не видела, как он впервые глянул на Асю. Тогда еще, когда она только появилась. А это нужно было видеть, потому что первое впечатление — оно иногда решает. Впрочем, что я? Мне-то зачем? Я ведь не претендую. Хотя странное чувство нашей с ней несовместимости при полной взаимной симпатии, даже притяжении, посещает меня очень часто.
А пришла Ася в наш полуподвал (четыре ступеньки вниз) сравнительно недавно. В тот день как раз ФЕЯ давал бой жэкам. Битвы эти велись обычно в конце лета (в связи с грядущим отопительным сезоном), были жаркими и кровопролитными. Мне, при моем реализме, все происходящее здесь казалось необъяснимым, почти нереальным. Взять хотя бы расстановку сил: вот ФЕЯ со своими гномами, не облеченными властью, а против него — жэки, — за спиной каждого целое войско техников-смотрителей, бухгалтеров, слесарей, плотников. Это, правда, в отдалении, в тылу. Но рядом, за столом, — одесну́ю или ошу́ю — по главному инженеру, готовому все объяснить и технически обосновать; жэки, привыкшие властвовать в своих конторах с громким названием «эксплуатационные» (отсюда в имени буква «э»), жэки, перед которыми пасуют дворники с их метлами, а если что — и глотками; а эксплуататоры, то есть жильцы, заискивают, пока не отчаются «пробить» какое-нибудь дело — утепление своей, а вернее, эксплуатируемой комнаты с помощью нового радиатора, ремонт протекающей крыши, смену рамы, которую съел жучок (жучки жэкам не подчиняются и не заискивают, а берут что им надо, поскольку теперь, как утверждают некоторые ученые, — век насекомых). Эти же эксплуататоры, когда исчерпают аргументы, кидаются на жэков с кулаками, пишут жалобы, часто — анонимки (боятся мести) — и не всегда выходят победителями.
И вот могучие жэки сидят, какими-то силами сдвинутые с мест и приведенные по первому боевому зову в наш полуподвал. Ни пыльный палас на дощатом крашеном полу, ни длинный голый стол не дают представления о нашем величии, о силе нашей. Но жэки сидят в тоске и трепете. И это кажется мне удивительным, таинственным даже. Да нет. Я знаю пружины, на которые всегда может нажать ФЕЯ. Но знаю и другое — заменить-то жэков некем! И стало быть, чего им трусить? А они явно взволнованы. Между тем, жэки эти разные. Один крепенький, деловитый, какой-то весь отрывистый — очень понятно, как он пушит своих подопечных; другой — молодой красавец — светлоглазый, чернобровый, бледный от внутренней собранности (как выяснилось, не поступивший на работу учитель географии — образование высшее); третий — маленький, туповатый, весь обтюрханный, сразу видно — человек пьющий и дела не разумеющий. Но он, между прочим, по-своему великий человек. У него в хозяйстве случилось странное и даже невероятное: во время ремонта слесари спьяну не то и не к тому подключили. И фекальные, простите, воды, пошли совсем другими, не своими, более того — чуждыми путями. Какими? Отопительными! От тайной и непредвиденной жизни этих, с позволения сказать, вод просто дух захватывало — как нагреваются они и циркулируют в простых и непритязательных, покрашенных в нежно-белое батареях парового отопления! И не нужно им, горемычным, сточных каналов — целой подземной системы современного города! Все дешево и просто, без излишней брезгливости и предрассудков. А может, это как раз и есть решение вопроса? Единственное решение, простое, как все, отмеченное гениальностью?
4
Дальше речь пойдет от Анны Сергеевны. Она уже говорила о себе сама, в то время как об остальных рассказ шел от третьего лица, то есть от автора. Почему-то автору так удобнее, — ведь форма всегда не просто так! Может, дело в том, что Анна Сергеевна, то есть Жанна, — журналистка, она и сформулирует не хуже…