Дваркин погрузился в медитативные грёзы и только Виш нетерпеливо прохаживался от стены к стене и по очереди теребил четыре свои клинка. Ему не терпелось рассчитаться с врагами…
Голос Дваркина прозвучал столь обыденно, что не все сразу сообразили, о каких вещах говорит он. Дваркин произнёс:
– Мы рядом с Ован–Тульбуком.
– А–а! – сильные кулаки Виша сжались. – Ну поскорее бы до смерти ЧИПА добраться…
– Придётся ещё потерпеть. Впереди – немало препятствий, – молвил Дваркин.
Затем Виш и Дваркин подошли к стене, где распахнулись непроницаемые для ледяного ветра оконца–глазки, ну а Эльрика шагнула внутрь двухметрового сердца, слилась с ним…
Мир Ован–Тульбук, также как и множество других, попавших под влияние Ой–Чип–она миров, был теперь заморожён и мрачен.
Холмы, реки, растения и даже торчавшие из каменистой почвы кристаллы сковал лёд. Нигде там не было заметно никакого движения, всё, казалось, навечно вымерло…
Крылов уже был здесь, и знал, куда спускаться. Через некоторое время он очутился возле холма с чёрными склонами.
Здесь был проход между мирами. После того, как ЧИП вернулся в Многомирье, проход этот был заново запечатан Светлоградскими магами, а поблизости оставлены защитники: как простые воины, так и маги. Однако, все эти люди и не люди, были уже сметены мощью Ой–Чип–она. Кто–то из них погиб, сражаясь, кто был парализован, усыплён, увезён от этого места…
Земля поблизости от холма была вся изорвана, покрыта трещинами, кое–где ещё валялись неубранные обломки Тифм, кое–где темнели смёрзшиеся сгустки крови.
Крылов завис в полуметре над землей, а сумрак стал ещё более тёмным.
– Ну, что такое? – спросил Виш. – Ничего не видно! Будто в пещере какой–то находимся!..
Крылов ответил голосом Эльрики:
– В небе надо мной собралось очень много Тифм. Даже не могу сказать, сколько точно, но никак не менее двух сотен. Если все они разом ринуться на меня, то я не смогу сопротивляться и буду попросту раздавлен. Но пока они выжидают: ЧИПУ, который ими командует, интересно, зачем я прилетел сюда. Он наблюдает. Что ж: я удовлетворю его любопытство…
Из бортов Крылова зазмеились изумрудные нити, дотянулись они до двери – прохода меж мирами, вцепились в неё, потянули, пытаясь приподнять или разорвать. Но дверь не поддавалась.
Тогда на помощь кораблю и Эльрике пришёл Дваркин.
Этот виднейший Светлоградский маг начал проговорить сложнейшую, неповторимую для простых, непосвящённых людей и нелюдей вязь заклятий. Поначалу голос его звучал тихо, затем – громом загрохотал. И даже Виш отшатнулся, потому что показалось четверорукому воителю, что Дваркин разрастается, заполоняя корабельный трюм…
Но продолжалось это лишь мгновенье, а затем Дваркин пошатнулся, побледнел и, если бы Дваркин не подхватил его, то упал бы на пол.
Маг, и без того измученный прежними сражениями, потерявший свой посох, отдал в это заклятье всё, что ещё оставалось в нём. И теперь сердце его едва билось…
А Крылов засиял ярче, чем в лучшие свои дни; изумрудное свечение стало и слепящим и жарким; испуганно отпрянул серый сумрак Тифмы отлетели подальше, продолжая, впрочем, наблюдать, что же дальше будет делать живой корабль.
Самой яркой частью Крылова теперь были изумрудные нити. Они постоянно утолщались, стали канатами, щупальцами… Через них к запечатанной двери перетекала магическая сила Дваркина, и рушились заклятье, наложенные раньше другими Светлоградскими магами…
И вот, наконец, дверь не выдержала, и лопнула – разлетелась на превеликое множество осколков, некоторые из них были поглощены Крыловых, а другие пробили немало Тифм. И Тифмы – эти железные слуги ЧИПА с грохотом начали падать на и без того уже истерзанную почву… Крылов, в намерения которого не входило хватать ещё и Тифм, просто расталкивал их своими сияющими нитями, а сам уже двигался вперёд – в тот мир, в котором так долго томился ЧИП…
* * *
Как уже говорилось, проход из Многомирья в Москву, находился на окраине этого многомиллионного города; возле озера, окружённого деревьями.
А одно из этих деревьев – старое, ветвистое, – рухнуло, когда дух ЧИПА возвращался в Многомирье. Часть дерева распилили и увезли, а оставшаяся ещё лежала; скрывая вывороченными из холодной земли корнями проход между мирами.
Впрочем, если бы кого–то угораздило лезть под эти корни, то он наткнулся бы на плиту, которую не смог бы пробить ни молотком, ни самой сильной взрывчаткой.
Но вот, по истечении нескольких дней, плита затрещала, покрылась трещинами из которых полились потоки изумрудного света. Затем полетели в разные стороны железные осколки и куски окончательно развороченного дерева.