А Винд тем временем, провёл ладонью по потускневшим, окровавленным перьям Аши и произнёс:
– Мы сейчас же нападаем на этого гада – ЧИПА!
– Подожди, – молвил Дваркин.
В глазах Винда полыхнул гнев. Он воскликнул:
– Может, ты – командующий армией, а мне всё равно! Я тут, за тысячи километров от тебя, и я хочу поскорее расквитаться с врагом! Я капитан этого корабля! Эй, Крылов, скажи–ка – ведь я твой капитан?!
– Да, Винд, ты мой капитан и мой друг.
– Так вот: я приказываю – начать атаку на Ой–Чип–он!
Крылов полетел в сторону Ой–Чип–она.
Из окна доносился голос Дваркина:
– Это безрассудство! Вы лезете на рожон!
Тогда Винд крикнул Нэнии:
– Закрой это окно! Не хочу больше его слушать!
– Нет, – ответила колдунья.
– Ну хорошо – я прошу, я молю тебя. Закрой! Чего их слушать то?! Этих стариков! А?! Мы же можем справиться! Нэния, ведь ты же видела, как Крылов эти железяки заглатывал! Крылов непобедим!.. А они своими советами только помешают нам…
Нэния махнула ладонью, быстро проговорила что–то, и окно, связывавшее их со Светлоградом, закрылось.
Крылов продолжал лететь к Ой–Чип–ону. И, чем дальше он летел, тем холоднее становился воздух. Правда, стоявшие на палубе не замечали этого, ведь Крылов порождал тепло.
Глава 4
Степан Вдовий – пожарник, проведший большую часть своей жизни в Москве, совершал путешествие на разросшемся, навешавшем на себя множество железных деталей шкатулочнике. Как уже говорилось, теперь шкатулочник напоминал земной самолёт–истребитель, а в его застеклённой кабине и сидел Степан.
Он видел, как приближается, загораживая небо, сфера Ой–Чип–она, и говорил:
– Послушай, шкатулочник, ну вот зачем я тебе сдался, а?..
Тот отвечал голосом, который всё меньше походил на голос автомата, а приближался к человеческому – выражающему разные эмоции:
– Ведь я уже объяснял, что для жителей миров, возле которых мы пролетаем, ты враг. Попади ты к ним, и они заключат тебя в темницу, подвергнут пыткам, а затем – казнят…
– А дома жена убивается, дети… э–эх…
Степан вертел в руках мобильник, который нёс с собой от самого прохода между Москвой и Многомирьем. Ещё раз, не надеясь на ответ, он всё же набрал номера жены, и тут – впервые за всё время его пребывания в Многомирье, в трубке раздался гудок. И Степан едва не подпрыгнул, когда кто–то принял его вызов.
Крикнул: «Маша!!» - (так звали его жену), в трубке же раздалось жужжание, и через несколько секунд связь оборвалась.
– Что это было? – спрашивал Степан у шкатулочника.
Тот ответил:
– Точно не могу сказать, но ты не отчаивайся, человек. Я уверен – ЧИП готовит для тебя сюрприз.
И вот они влетели внутрь сферы Ой–Чип–она. Так как ЧИП уже вернулся в своё древнее, но, несомненно, могучее тело и начал управлять – в его царстве уже возрождалась, а кое–где прямо–таки кипела механическая жизнь.
Они летели по широкому туннелю, от которого отходили многочисленные боковые ответвления, и повсюду двигались – ползали, скакали, летали, роботы самых разных форм. Все они были заняты напряжённой, ни на секунду ни утихающей работой. Порой одновременно можно было видеть столько движения, что начинало рябить в глазах.
И Степан произнёс задумчиво:
– Они ведь никогда не устают…
– Нет. Никогда не устают, – ответил шкатулочник. – И в этом преимущество таких как я над обитателями иных миров. Те, устаревшие существа, слишком рассеяны, они подвержены страху, сомнениям, порой они просто не знают, что делать; их организмы требуют сна, а здесь – ты видишь, кипит жизнь, всё под контролем ЧИПА…
– Сплошное железо, сплошные механизмы. Разве это жизнь? – молвил Степан.
– Не спеши делать выводы, ведь ты ещё не пообщался с ЧИПОМ.
Долго они летели, и столько за это время Степан увидел, что уже не сомневался – всякие там колдуны и феи, всякие старомодные рыцари с клинками и копьями не имеют никаких шансов против этой мощи.
И вот, наконец, самолётообразный шкатулочник подлетел к платформе на стене, вцепился в неё клешнями, завис, а из стены вытянулись металлические клешни, схватили Степана, потащили в сторону.
Шкатулочник крикнул вслед:
– Мы ещё увидимся, приятель!
И тут только Степан ощутил тот мертвящий холод, который царил в этом месте. Ведь до этого его спасала система обогрева шкатулочника. Теперь он оказался в воздухе гораздо более холодном, чем самый лютый московский мороз. Его тут же начала бить дрожь, и он взмолился: