– Всё хорошо…
Степан действительно чувствовал себя хорошо. Конечно, он понимал, что всё это ненормально, что он должен находиться в своей московской квартире, но также знал, что это вот место на берегу реки, и это сиреневое небо с разгорающимися вечерними звёздами – всё это действительно уютное, родное, словно бы пришедшее из глубин сокровенных его снов…
Он хотел жить в этом месте. Летать так вот, вместе с Машей, не чувствуя тяжести своего тела…
* * *
И снова увидел Степан овальную залу с хромированными стенами. Догадался, что никуда он из этого места и не исчезал, а все эти видения подстроил для него ЧИП.
И Степан крикнул гневно:
– Негодяй!
– Почему же негодяй? – мягко спросил ЧИП, и в голосе его послышались Степану интонации его жены – Маши. – Что сделал я для тебя плохого? Будто поместил в ад, где терзали тебя жуткие призраки? Нет – я сделал для тебя приятное. Причём, заметь, это была лишь частичная иллюзия; ну а одежда твоя – она теперь новая, чистая; ты действительно вымыт. Об этом позаботились мои роботы…
Перед Степаном появилось зеркало, и он увидел, что ЧИП не обманывает: действительно, на нём была та одежда, которую он, якобы одел в Московской квартире; также он был вымыт, выбрит, и причёска его была аккуратной, а не такой сбитой и растрепанной, как после полёта на шкутулочнике.
Степан Вдовий проговорил:
– Ладно. Положим, ты действительно не можешь мгновенно переместить меня в московскую квартиру. Ведь не можешь?
– Ну, конечно же, не могу, – ответил ЧИП.
– Но зачем тебе всё это?! Зачем шкатулочник нёс меня сюда?!
– Чтобы изучать тебя, Степан.
– Это я уже слышал. Ну а зачем тебе меня изучать?
– Тебе ведь известно, что я долгое время пробыл в твоём мире, в городе Москве?
– Да.
– В чём–то москвичи похожи на обитателей Многомирья, но также между ними – большие отличия. Тебе известно, что жители Многомирья слишком аморфны, они не развиваются…
– Я уже слышал это от шкатулочника. Но всё же, какого чёрта…
– А ты разве не видишь, что мой царство – мой Ой–Чип–он, это скрещение механики и магии? Я сам – живой дух в механическом теле. Я могу создавать машины, но это скучно мне. Заполнить всё Многомирье бездушным, хоть и полностью подвластным мне железом – это не моя цель. Я хочу создать существ более совершённых. Они – живущие вечно, летающее быстрее драконов, не боящиеся ни жара, ни холода; они идеальное сочетание вечно ищущего, беспокойного духа землянина, механического создания и магии – вот моя цель. Я сам слишком долго прожил в теле землянина, но дух мой пребывал в дрёме, я не знал, кто я… И потом, вернувшись сюда, я не принёс столь необходимого мне духа человека. По счастливой случайности сюда всё же попал ты…
– Я не желаю существовать в иллюзиях! Просто верни меня домой…
– Какой же ты зануда… Неужели не понимаешь, что эти иллюзии – ни чем не хуже и даже гораздо лучше реальности? Я показал, что есть места, гораздо более приятные, чем твоя московская квартирка. Ты будешь служить мне, и в награду получишь эти прелестные образы.
– Иди ты к дьяволу!
– Твоё пожелание невыполнимо, так как обитатели Многомирья и так считают меня дьяволом. Ну а идти к самому себе мне теперь не нужно: я не так давно вернулся…
– Я не буду тебе служить…
– Тебя никто и не спрашивает, Степан. Твоя судьба предрешена, и ты не сердись понапрасну. Это ведь прекрасная судьба. Ты будешь первым, и через тебя я постараюсь понять, как исправить столь неприятное отличие между жителями Многомирья и жителями Земли… Ну а если не получится… Что ж: придётся вновь открыть проход и завлечь сюда землян… Их души понадобятся мне, очень понадобятся… А сейчас спи, Степан; спи – приятных тебе сновидений…
* * *
И вновь Степан видел свою жену Машу.
Хотел закричать, чтобы катилась она к дьяволу, потому что она – не настоящая, а только видение, сотворённое ЧИПОМ для своих целей. Но видение оказалось таким желанным…
Это было точно как в день, когда они объяснились друг другу в любви. А объяснение их было окрашено романтикой. В яркий солнечный день, окружённые русской природой, в отдалении от дачных домиков, шли они. Ярко светило солнце, пели птицы, в траве переговаривались кузнечики, а ветерок шумел в кроне одинокой берёзы. Густая тень от этого высокого, старого дерева сулила прохладу.
Туда, к берёзе, бросилась со смехом Маша. Степан некоторое время постоял, а потом подумал, что ведь всё равно некуда ему в этом мире идти. Всё равно – всё кругом иллюзия. Так зачем же отказываться от лучшей части этой иллюзии, от Маши?