Дискуссию о правоте Александр Павлович открывать не стал. И корни дворянские, Бог с ними, пускай в другом месте растят побеги. Хорошо, что Вадик его не заметил, не запомнил. Не он будет ему напоминать о себе и кричать: «Это я, я хозяин того дома, где вы забрали кольцо! Как вы посмели?!»
Кровь прилила к щекам Александра Павловича, он почувствовал, что покраснел до корней волос.
— Похоже, мы с вами не сможем понять друг друга, — произнес Вадик. — Я и не подозревал, что вы так трепетно относитесь к чужой собственности.
Но Александр Павлович думал о Вере. Ему было стыдно. Да, он трепетно относился к собственности. Заподозрил Веру в воровстве, а потом в романтической к себе склонности. Не только заподозрил, но поверил в эту склонность, даже привык к ней. Какая глупость! Самовлюбленность! Спесь! Он обидел ее. Вел себя как последний, наглый хам. Может, хамство в нем как раз и есть родовая дворянская черта? И что? Неужели он готов был осудить Вадика? Нет, раз уж тут мы все родственники, нужно быть друг к другу подобрее… Александр Павлович улыбнулся и небрежно махнул рукой:
— Да вы, Вадик, не обращайте на меня внимания! Простите, я несколько отвлекся от вашего рассказа, углубился в собственные мысли. Признаюсь, они меня огорчили, очень огорчили. Но вы тут ни при чем. С вами в самом деле случилось чудо. Не каждому выпадает такое.
Вадик сразу успокоился, не так ему было важно, что в действительности думает Александр Павлович, ему хотелось еще и еще раз утвердить как истину то, что пока еще даже для него истиной не было.
— Я уверен. Я знаю, что мне таким образом указали мое жизненное призвание. Помните, мы говорили с вами в Париже о судьбах русского искусства, так вот мне предуказано торить для нашего искусства дороги в Европу!
«А мне таким образом показали, что надо быть добрее, да, добрее друг к другу. Ведь все мы тут родственники. Все между собой родственники», — снова подумал, но не сказал вслух Александр Павлович, а вслух он сказал другое и очень ласково:
— Торите, голубчик, торите. Хорошо, если открываешь вдруг в себе такое призвание. — Александр Павлович похлопал молодого человека по плечу.
— И еще, знаете, я непременно вернусь в Посад, — неожиданно совсем другим тоном признался Вадик. — Я подумал… Да, я подумал… Но это не важно, — снова прервал он сам себя.
«Господи! Неужели он о Вере подумал?» — с изумлением спросил сам себя Александр Павлович и ответил, что скорее всего так и есть.
— Пойдемте, нас заждались, — сказал он, приглашая Вадима присоединиться к остальной компании.
— Спасибо вам за журнал, — спохватился Вадим. — Мы увлеклись посторонними вещами, и я чуть главного не упустил — я вам очень благодарен за публикацию, за оценку…
— Не за что, — отозвался Александр Павлович. — Я к вам искренне расположен и столь же искренне ценю.
Он не лукавил, не лицемерил, говоря это, а про себя продолжал размышлять, не без иронии, разумеется: «Сейчас во что только не верят! Колечко-то, может быть, в самом деле волшебное? Переходит из рук в руки, исполняет желание и дальше катится. Пока оно нам обоим Париж подарило. И Париж нам обоим помог. Расставил акценты. А дальше что? Куда оно Вадика поведет? В Посад? А дальше?..» Александра Павловича очень заинтересовал новый сюжет. Он внутренне приготовился понаблюдать за передвижениями колечка… И конечно, снова подумал о Вере. Подарок ее нужно непременно вернуть Ляле. А Севе нужно передать их с Вадиком разговор. Предупредить. Он Севе показывал кольцо, тот знает, как Саня дорожил им, и если увидит у Вадика, то… Или Вадик спросит его о Вере… Тут Александр Павлович себя остановил. А собственно, почему бы Севе не поучаствовать и в этой истории? Выйдет эффектно, оригинально. Учитель с учеником продолжат разговор на этико-эстетические темы. И любовный сюжет намечается.
А потом пожалел, что они не в Париже — пригласил бы Таню и пошли куда-нибудь потанцевать.
Глава 22
Миша возвращался домой несколько обескураженный — отчеты он сдал, но Тамары Семеныкиной уже не застал на месте. Она перешла работать в фирму. «На большие деньги», — как сказали Мише. Все Тамаре Игнатьевне завидовали и очень ее одобряли. Конечно, с ее-то знанием английского чего в такой дыре сидеть? Все бы тоже вмиг разбежались, но пока мест себе не приглядели. Миша оставил в отделе письмо госпожи Мехнил, интересующейся возможностями приезда, сообщил адрес ее электронной почты и счел, что с этим делом покончено.