— Я же не виноват, товарищ следователь. Сказали родители ехать, я и поехал, — Лемещук заискивающе пытался поймать взгляд Евстафьева.
Утром пришли телеграммы из Грузии и Ставрополья. В них сообщалось, что родителей всех трех абитуриентов посетил Мамаев Михаил Федорович, известный и другим жителям населенного пункта, и пообещал устроить сыновей в институт. За каждого брал по три тысячи рублей, мотивируя тем, что деньги пойдут институтским преподавателям. Проживает в г. Надеждино Ставропольского края, в настоящее время отсутствует.
— Таким образом, мы, наконец, начинаем иметь дело с реальными подозреваемыми, — заметил Верников, передавая телеграммы Евстафьеву. — Есть, как мы и предполагали, посредник, изучающий, так сказать, абитуриентную конъюнктуру, подбирающий людей, и взяткополучатель — преподаватель института. Сейчас надо бросить все силы на его поиски. И еще. Данные о Мамаеве не позволяют нам ограничиться только текущим годом, следует поднимать и прошедшие. Чувствуется — он в институте завсегдатай, а три наших абитуриента не первые люди, которых он протаскивает. И поработайте по-настоящему с Хватовой. Девушка растеряна, она, безусловно, виновата, но и в какой-то степени злоупотребили ее доверием. Надо найти к ней подход. Ведь наш Икс, скорее всего, получал бланки от нее. Почему она так близко принимает случившееся к сердцу? Может, тот человек ей не безразличен, она боится его подвести. Обратите особое внимание на Варакина. По словам Прянишниковой, он был с девушкой близок, может, намеренно сошелся, желая использовать в своих целях. Изучите попристальней Варакина, ну, естественно, и Кузьмина. И смелее опирайтесь на здоровые силы в институте, ведь многих сложившийся порядок приема возмущает. А нам надо не только обезвредить двух-трех преступников, но и сделать так, чтобы перекрыть все лазейки в дальнейшем. В этом я вижу главную задачу следствия.
Хватову выписали из больницы по ее настоянию через сутки после поступления. Нервный кризис миновал, и она тут же потребовала выписки. Не заходя домой, девушка села на шестой маршрут троллейбуса и сошла на улице Интернациональной. В квартире № 24 дома № 107 она находилась около получаса. Вышла заплаканная и поехала в институт к своей подруге Лене Ванюшиной. Вдвоем они закрылись в пустой аудитории и долго разговаривали. Потом Хватова вышла из института и позвонила из телефона-автомата.
В кабинете следователя Евстафьева прозвенел телефонный звонок, заставивший его оторваться от груды бумаг. Он недовольно посмотрел на телефон. Еще звонок, второй, третий. Пришлось взять трубку.
— Говорит Таня Хватова. Я была у вас позавчера. Помните?
— Конечно, — ответил, помедлив, следователь. — Как ваше здоровье?
— Я выписалась и хочу встретиться с вами.
— Давайте ближе к вечеру.
— Нет, нет. Мне надо сейчас, только сейчас.
— Боитесь к вечеру передумать? — спросил Евстафьев и ответил, что ждет.
Она появилась минут через десять, такая жалкая и расстроенная, что вызывала чувство сострадания. Красивые, хотя и мелкие черты лица стали расплывчатыми и смазанными.
— Вы считаете меня преступницей? — начала она с вопроса.
— Почему сразу преступницей? Хотя, конечно, результаты обыска ставят вас в довольно сомнительное положение.
— А ведь я преступница, — отрешенно заявила она.
Следователь промолчал, ожидая дальнейшего хода событий.
— Да, да, да, — настаивала она, хотя и не слышала возражений. — Я давала эти бланки ему, хотя, конечно, не должна была так делать. Но ведь он просил, он так просил, а когда он просит, невозможно отказать. Ну, сыновьям своих приятелей, родственников. Он делал это бескорыстно, ему хотелось помочь. Его просили, он такой бесхарактерный. Вот и сейчас… — Хватова вдруг сверкнула глазами. — Он уехал с этой в профилакторий, а ведь обещал мне…
— Вы говорите о Варакине?
— Конечно, о нем, об Олеге. Я сейчас была у него дома, потом с Ленкой разговаривала. Он уехал с этой… Все знают, — Хватова принялась всхлипывать.
— Итак, гражданка Хватова, вы передавали часть бланков старшему преподавателю Варакину Олегу Евгеньевичу? — официально, давая понять, что отступления окончены, спросил Евстафьев.
Она кивнула головой.
— Первый раз, по-моему, три года назад он взял штук пять, ну и потом перед каждым вступительным экзаменом по сочинению. В этом году тоже.
— Давал ли он вам за это вещи, деньги?
— Что вы, что вы! Он и сам никогда взяток не брал. А мне когда плитку шоколада принесет, когда флакон духов. Но не за бланки. Он… он… любит меня, любил, — поправилась она.