«Как согласился взять эти деньги, как поддался на уговоры этого щелкопера я, искушенный жизнью человек?» — мучил он себя вопросами.
На лестничной клетке послышался гулкий топот нескольких пар ног. Сердце оборвалось: «За мной».
Тревога оказалась ложной, но ждать дальше казалось нестерпимым. Юрий Афанасьевич быстро сложил деньги, завернул их, оделся и вышел на улицу. Осмотрелся по сторонам и направился к соседней девятиэтажке. Поднялся лифтом на самый верх и, осторожно открыв мусоропровод, опустил в него деньги.
Огромная тяжесть спала с души. «Раз не пользовался ими, — утешал он себя, — совесть чиста».
Эту ночь он спал спокойно. Утром проснулся поздно, принялся готовить кофе. Как назло привязался какой-то нудный мотивчик. В дверь постучали. Юрий Афанасьевич открыл ее, как был, в женском фартуке и с испачканными руками. Он пропустил высокого с военной выправкой мужчину, который, узнав, кто перед ним, вежливо сказал:
— Вы приглашаетесь на допрос в прокуратуру к следователю Евстафьеву.
Руки Куницына заходили ходуном. В волнении он натянул на себя рубашку, забыв отвязать фартук, потом опять снял ее, возился, долго не попадал ногой в штанину брюк. Потом, одевшись и шагая впереди сопровождающего, он бессвязно бормотал:
— Я не виноват, я их выбросил, у меня их нет.
В кабинет следователя Юрий Афанасьевич вошел в состоянии прострации.
— Я знаю, знаю, зачем вы меня вызвали, — зарыдал он, не выслушав ни слова, — но я же ничего плохого не сделал. Попросил меня коллега, не смог отказать, сил в себе не нашел, устав нарушил, но ведь я их выкинул, они мне не нужны. Просто минутная слабость.
— Вы не устав нарушили, гражданин Куницын, а закон, — заметил Евстафьев.
— Закон? Но какой закон? Кому от этого стало плохо?
— Плохо? Многим, в частности Володе Скворцову.
— Какому Скворцову? Первый раз слышу о таком.
— Есть такой парень, хороший парень, который не попал в институт, потому что вы и вам подобные стараются протащить туда своих протеже.
— Это же в первый раз, поверьте. Первый раз в моей жизни. Если бы не этот Варакин, разве бы я…
— Введите Варакина, — набрав номер, сказал по телефону Евстафьев.
Ввели его двое конвоиров, которые остались у двери. Следователь знаком отослал их. За время, проведенное под стражей, Варакин пообвыкся с обстановкой и довольно свободно уселся на указанное место. По Куницыну он скользнул пронзительным взглядом и на поклон не прореагировал. Его поразило присутствие Куницына, ибо о нем знал только Мамаев, который, как полагал Варакин, будет молчать до последнего.
— Итак, вы утверждаете, Олег Евгеньевич, что о гражданах по фамилии Лемещук, Кудрявцев, Саидов никогда не слышали?
— Утверждаю.
Евстафьев в упор посмотрел на Куницына. Тот в смущении заскреб пальцами по обшивке стула.
— Гражданин Куницын, когда и при каких обстоятельствах Варакин называл вам перечисленные мной фамилии?
Заведующий кафедрой забегал глазами по потолку, судорожно стараясь отдалить неприятный момент признания. Варакин уже справился с неожиданностью и насмешливо наблюдал за ним.
— Отвечайте на вопрос, — настойчиво повторил следователь.
— Дней пять назад, — начал Куницын, опустив голову, — нашел меня Олег Евгеньевич и попросил, — он замолчал.
— Что попросил? Расскажите подробно, — настаивал Евстафьев.
— Я ведь говорил…
— Прошу повторить прежние показания, ибо между вами проводится очная ставка.
— …Попросил меня узнать темы сочинений и перед экзаменом позвонить по телефону три двадцать один четырнадцать и назвать их Лемещуку, а также внести в список ректората фамилию его, Саидова и Кудрявцева.
Следователь заметил, что глаза Варакина загораются злостью. Опасаясь неприятного инцидента, Евстафьев вышел из-за стола и встал между ними.
— Рассказывайте дальше.