— Как же нам быть?
— Решайте, Виктор Афанасьевич. А то у меня уж соседи спрашивают: кто у нас прокурор — Кондрашкин или наш председатель?
— Интересуются, значит, соседи? — усмехнулся Кондрашкин. — Ну ладно, Вера Ивановна. Все понял. Сейчас мне сказать нечего, на этой неделе буду у вас. Договорились? И там, на месте, все решим. Закон на вашей стороне, значит, я тоже на вашей стороне. Постараемся убедить вашего упрямца.
Посетительница ушла, и Виктор Афанасьевич рассказал об одном из затяжных конфликтов, в которых ему доводится время от времени участвовать.
— И часто бывают такие конфликты?
— Нет, — он покачал головой. — Редко. Но для тех, кто в них замешан, это слабое утешение, верно?
Некоторое время тому назад правление одного из колхозов у гражданки Авдеевой изъяло часть приусадебного земельного участка и передало соседке. Все это было проделано на том основании, что Авдеева в данное время в колхозе не работает и пользы от нее никакой нет. А соседка, дескать, работает и уже по этой причине в земле нуждается больше.
— Решение противозаконно, — говорит Кондрашкин. — И я направил официальный протест председателю колхоза. Суть его заключается в том, что участок был предоставлен в соответствии с законом. Есть четко сформулированные причины, на основании которых земля может быть изъята.
— Это, очевидно, в том случае, если бы Авдеева выехала из этой местности?
— Отъезд — одна из причин. Но не в этом главное. Участок был предоставлен по решению общего собрания колхозников. Правление же колхоза не имеет права ни давать участок, ни отбирать его. Предоставление земли соседке могло быть сделано только при наличии свободной земли, и опять же по решению собрания колхозников. Кроме того, Авдеева — участница войны, землю у нее отняли вместе с садом…
— И чем закончился конфликт?
— Самое печальное, что конфликт не закончился. Председатель моим протестом пренебрег.
— И такое может быть?
— Пренебрег, — повторил Кондрашкин. — Извиняется, улыбается, звонит по телефону, заверяет в искреннем уважении и ко мне лично, и к закону, который я представляю, однако решения своего не отменяет. Говорит, неудобно ему перед людьми. То он, мол, решает одно, то он решает другое… Самолюбие у него оказалось на гораздо большей высоте, нежели правосознание.
— Какой же выход?
— Пишу в областную прокуратуру. Оттуда отвечают, да, все правильно, вы поступили в полном соответствии с законом, но, чтобы переломить упрямство председателя, надо обратиться в партийные органы. Вот и бумага из областной прокуратуры, — Виктор Афанасьевич протягивает ответ на официальном бланке. — Звоню первому секретарю, докладываю обстановку. Тот улыбается — хорошо знает председателя. Обещал поговорить с ним. А если тот будет продолжать упрямиться? Что мне делать? Штрафовать его? Не имею права. Встречаю как-то… Нехорошо, говорю ему, стыдно. А председатель уж и сам не рад, что влез в эту историю. Он не знал, что нарушает закон, отбирая землю у одного человека и передавая ее другому. Не знал. Хорошо. Но когда узнал — исправляй! Оказывается, тоже непросто. Там, в колхозе, свои отношения между людьми. Ведь надо собрать правление, объяснить, расписаться в своей безграмотности по части закона… Ну и так далее. Кроме того, обострили все сами соседки. Одна будоражит людей, что, дескать, к прокурору ходила, и он еще покажет и тебе и твоему председателю. А вторая говорит, что мы еще посмотрим, кто тут прокурор…
— То есть соседская склока вмешалась в дела правосудия?
— А вы что думаете! Среди людей живем, и приходится все учитывать. Поеду в колхоз, проведем собрание, объясним положение. Спокойно, откровенно. Выслушаем, примем решение. И закон будет соблюден, и авторитеты не пострадают, — улыбнулся Кондрашкин.
— А что, если не получится? Если кому-то все-таки придется пострадать?
— Закон не пострадает, — посерьезнел Виктор Афанасьевич.
ХОЧУ НА МОРЕ
Следующий посетитель был немногословен, однако настроен решительно.
— Здравствуйте, — сказал он, глядя исподлобья. — Хочу поговорить с прокурором. Моя фамилия Носов, зовут меня Юрий Дмитриевич, работаю прорабом в строительно-монтажном управлении.
— Очень приятно. Садитесь. Что у вас стряслось?
— Ничего не стряслось. Как работал, так и работаю. План даю, задания выполняю, премии получаю, о чем очень сожалею. Хотя вы и не поверите.
— О чем сожалеете?
— Сожалею о хорошей своей работе, Если не поможете, придется мне свои обороты сбавить и с хорошей работой заканчивать. Начну прогуливать, запарывать строительство, срывать графики, сроки и уж тогда-то заживу, как все люди, — все это Носов проговорил серьезно, без улыбки, и по всему было видно, что он так и поступит.