Стоп! А когда состоялся выезд на место происшествия? В обед, в 13.30. «Телефонограмма. Прокуратура района. Срочно выясните и сообщите группу крови Бахтадзе». И чувствуя, что в ожидании сгорю от нетерпения, добавляю: «Ответ жду завтра».
На следующий день я получил то, что позволило мне поставить последнюю точку в деле Бахтадзе. «В соответствии с медицинскими документами Бахтадзе имеет вторую группу крови».
На осколке бутылки была кровь Бахтадзе.
А убийцу Гущина нашли. Им оказался психически больной человек. Но это уже другая история.
Макс Хазин
ДОПРОС
— Встаньте, подсудимый Лобанов. Признаете ли вы себя виновным?
— Гражданин судья, вы только что огласили обвинительное заключение. Я остаюсь на прежней позиции: во-первых, я не Лобанов, а Павшин; во-вторых, виновным себя ни в чем не признаю.
Много лет назад мне пришлось поддерживать государственное обвинение по этому любопытному делу. И если вообще каждый прокурор, выступающий в суде, запоминает многие не только интересные, но и, если можно так выразиться, заурядные процессы, этот помнится мне до мельчайших подробностей: больше сил и времени пришлось затратить не на доказывание вины обвиняемого, а на отождествление его личности.
Впрочем, начну по порядку.
Белова и Касаткина, обе уборщицы, обратились в милицию с просьбой привлечь к уголовной ответственности адвоката Павшина: он обещал добиться в высоких судебных инстанциях освобождения их сыновей, которых за опасные преступления осудили к длительным срокам лишения свободы. В течение года они выплатили ему по нескольку тысяч рублей, а сыновей из колонии так и не дождались.
Когда председательствующий предоставил мне право допросить подсудимого, я решил восстановить события в их хронологической последовательности.
— Вы обещали потерпевшим освободить их сыновей?
— Я не считаю этих женщин потерпевшими, но действительно я взялся доказать необоснованность осуждения их сыновей. Я дипломированный юрист, при желании мог бы работать в адвокатуре, вот потому и согласился им помочь.
— Почему в таком случае вы не объяснили им, что выступаете в качестве частного лица, а назвались адвокатом?
— Они безграмотные и постоянно что-то путают. Возможно, они приняли меня за адвоката, но я им так не представлялся.
— Однако некоторые жалобы по их делу вы также подписали «адвокат Павшин». Это прямо подтверждает показания свидетелей о том, что вы выдавали себя именно за практикующего адвоката.
— Я плохо помню, как я подписывался.
По моей просьбе суд огласил ряд документов, изъятых у подсудимого при обыске. Их предъявили и ему. Подлинности своей подписи он отрицать не стал.
— Теперь перейдем к содержанию этих бумаг. Оно сводится к голословным утверждениям о невиновности осужденных. Но у вас ведь не было возможности ознакомиться с их уголовным делом. На основании чего же вы делали свои выводы?
— Я интуитивно чувствовал, что они невиновны. К тому же я опытный юрист.
— Ну, к этому мы еще вернемся. А зачем, собственно, вы сочиняли эти документы? Другими словами, каково было их назначение?
— То есть как это зачем? Это жалобы, я направлял их в разные судебные и прокурорские инстанции, требовал пересмотреть дело и освободить ребят.
— А зачем копии этих «жалоб» отправляли матерям?
— Чтобы наглядно подтвердить — свои обязательства я выполняю, не сижу сложа руки, добиваюсь справедливости.
— Но при обыске у вас обнаружены первые экземпляры этих, с позволения сказать, «жалоб». Значит, вы их практически никуда не отправляли, а фабриковали только с целью создать видимость бурной деятельности. Не так ли?
— Не так. Я печатал их на машинке в нескольких экземплярах. Не исключено, что в официальное ведомство я мог по ошибке направить второй экземпляр. В конце концов, там важно не это, а что написано в документе, какова весомость аргументов. Они обязаны внимательно прочесть любой экземпляр поступившей жалобы.
— В принципе это так. Но, к сожалению, такой возможности ни у кого не было.
И я попросил суд приобщить к материалам дела справки канцелярий Верховного суда и республиканской прокуратуры о том, что к ним жалобы от «адвоката Павшина» по делу Белова и Касаткина вообще не поступали. (Следователь в свое время посчитал это излишним. Я же, готовясь к процессу, сделал соответствующие запросы.) На мой вопрос, как он это объясняет, подсудимый ответил:
— Известно, что часть писем теряется на почте. Может быть, и мои письма постигла та же судьба. С другой стороны, в канцеляриях нередко плохо учитывают и регистрируют жалобы.