Павел имел комнату в общей квартире. Когда следователь постучал к нему, у Велемирова в руках была бархотка. Пахло гуталином. Парень, видимо, куда-то собирался, чистил ботинки.
Он был выше брата на полголовы, плечистый, с большими руками. Лицо пыхало здоровьем.
— Из Москвы? — удивился Павел, когда Кашелев представился. — С чего это я понадобился вам?
— Разрешите присесть? — сказал следователь. — Есть разговор.
— Садитесь. И долгий? — Павел посмотрел на ручные часы. — А то меня ждет… В общем, понимаете?
— Долгий.
— Ну выкладывайте, — выдохнув, сказал Велемиров.
— Давно были в Москве? — спросил Кашелев.
— Порядком уже. Я — как солдат. Еду, куда пошлют.
— Поточнее, пожалуйста.
— Дайте подумать. — Павел потер чисто выбритую щеку. — Еще до ноябрьских праздников. Числа третьего.
— А второго декабря не были?
— В четверг, что ли? — высчитал Велемиров. — Нет. Загорал, здесь.
— Как это? — не понял Кашелев.
— Менял карданный вал. Морока на весь день.
«Похоже, не врет, — подумал следователь. — Впрочем…»
— Из дома никаких известий не получали? — продолжал Кашелев.
— От моих? Нет. А что? — снова удивился Павел.
«Неужели еще ничего не знает?» — в свою очередь поразился следователь.
— Писем, телеграмм не было?
— От Жорки письмо. Недели три назад… и все.
— Что пишет?
— Лучше бы вообще не писал! — сердито сказал Павел. Он вынул из пачки «Беломора» папиросу, размял, закурил. — Совсем очумел! Носится с женой как с писаной торбой. Ни меня, ни мать с отцом ни в грош не ставят.
— Почему?
— Потому! — огрызнулся Велемиров и пристально посмотрел на Кашелева. — Товарищ следователь, может, хватит темнить? Что там стряслось?
— Давайте договоримся: сначала вопросы буду задавать я, — строго сказал Кашелев. — Расскажите, пожалуйста, об их взаимоотношениях.
— Так вы из-за этого и прикатили?
— Да, — кивнул Кашелев.
— Как ваши родители относятся к Георгию и его жене?
— Мать готова ради Жорки на все! Понимаете, на все! А он? — Павел в сердцах махнул рукой. — Никогда не считался с ней. Женился и то втихаря.
— Как это? — не понял следователь.
— Подали заявление в загс, никому ничего не сказав. Даже мне. Потом уже, через месяц, объявили. Жорке надо было не жениться, а лечиться… Сколько мать слез пролила из-за него!
— Она была против Маргариты?
— Если бы брат делал все по-человечески, возможно, мать относилась бы к ней по-другому. Мало она Маргарите сделала! И деньгами помогала, и кормила.
— А как относилась к вашей матери Маргарита?
— Еще та штучка, скажу я вам! Вертит Жоркой, как хочет! А нашу мать поносит почем зря. Да еще тетке жалуется.
— Это которая в Пензе?
— Ну да. Тетя Женя. И соседке на мать такое плетет — уши вянут. Черт с ней, пусть живет с нашим телком как пожелает, но зачем вбивать клин между родственниками? Мы ведь, поди, Георгию самые близкие.
— Жена, может быть, ближе, — заметил Кашелев.
— Так считается. Если бы она думала о его здоровье, а то больше о шмотках печется! А он совсем доходягой стал. А попробуй скажи ей. Видите ли, у нее нервы. У нее есть, а у матери нету! Полюбуйтесь, что Жорка мне пишет. Мне, единственному брату!
Павел встал, открыл тумбочку и начал ожесточенно рыться в ней. Потом положил перед следователем измятый листок бумаги.
Кашелев расправил его и углубился в чтение.
«Павел! — писал Георгий. — Поддерживать родственную связь из-за того только, что она родственная, я не собираюсь. Ты это знаешь по моему отношению к родителям, которые всячески старались показать мне и Маре, что она никакого родственного отношения к нам не имеет, и поэтому ее можно не замечать, оскорблять и отодвигать на задний план.
Но все вы ошибаетесь, так как она мне дороже всего и всех. И если бы хоть один из вас от души был бы с ней ласков, да нет, хотя бы немного внимателен, то для меня не было бы ничего лучше и приятней. Тот человек всегда был бы желанным гостем у меня в доме. А так как и ты не хочешь этого делать, то это нас только отдаляет и, по-видимому, совсем отдалит. Ты говорил, что я не хочу знать своих родителей — это ты определил верно! Но, не подумав, из чего это все вытекло, сам поступаешь так же, как — и они.
Причин моего враждебного отношения много, и все они сводятся к одному: пытаетесь разлучить меня с Марой. Что я и за тобой наблюдал и наблюдаю. А ведь она всегда-хорошо относилась к тебе. Будучи моей женой, она привыкла терпеть от вас всякое. Я считаю, вы все заодно, и Мара для вас ничто. А для меня она наоборот — все.