Особенно философствовать не хочу. Скажу только одно: кто хочет обидеть или обижает Мару, которую я люблю больше жизни своей, будет пенять на себя.
Говорю тебе откровенно и в последний раз: всякий, кто не признает моей жены, — враг для меня, каким стала для меня Вал. Серг. Жора».
— Кто такая Вал. Серг.? — спросил Кашелев.
— Кто?! Мать! Она, видишь ли, для него уже Валентина Сергеевна! Даже имя и отчество не хочет писать полностью! — возмущенно произнес Павел.
— В связи с чем брат написал вам это письмо?
— Да был у нас с ним разговор. — Велемиров достал новую папиросу, закурил. — Поговорили по душам насчет того, как его Мара нас всех знать не хочет…
— Ну, а Валентина Сергеевна? Что говорила снохе?
— Не представляю, как она вообще терпит Мару.
— Валентина Сергеевна была против их брака?
— Да.
— И до сих пор?
— А что можно поделать? — вопросом на вопрос ответил Павел. — Читали, сами! — ткнул он пальцем в письмо.
— И все-таки, — настаивал следователь, — ваша мать высказывалась враждебно по отношению к Маргарите?
— Бывает, мать не сдержится и…
— Понятно. А отец?
— Бате ни до чего нет дела. Ни во что не вмешивается.
— Со снохой ругается?
— Я же говорю: он будто посторонний в доме.
— Ладно. — Кашелев свернул письмо вчетверо. — С вашего разрешения, Павел Николаевич, я возьму это письмо.
— Если нужно, берите. — В глазах его вспыхнуло подозрение. — Может, откроете, наконец, что все это значит?
— Открою, — вздохнул следователь. — Второго декабря Маргарита повесилась.
— Нет! — вырвалось у Павла.
— Да, — сурово произнес Кашелев.
Павел некоторое время молча смотрел на следователя, его расширенные глаза не мигали. Затем он машинально сунул в рот, папиросу. Но не тем концом.
— Тьфу ты черт! — выругался он, отплевываясь, смял окурок в пепельнице, вскочил, прошелся по комнате. — Надо же! Недаром мать говорила, что Марго того… С приветом… А Жорка как? Как брат?
— Очень переживает. Прямо…
— Я думаю! — перебил Павел. — Жалко его… Да и ее тоже… Ведь баба она неплохая. Неужто нервы! Ну и известьице вы привезли, ничего не скажешь!
Его поведение выглядело совершенно искренним. Когда он немного пришел в себя, следователь продолжил допрос.
Круг знакомых брата и его жены Павлу был почти не известен — уже давно они жили в отчуждении с семьей Георгия. Мало знал он и о том, что творилось в последние два-три года в родительском доме, так как наезжал в Москву мимолетно.
Провожая Кашелева до двери, Велемиров спросил:
— Вы увидите Жору?
— Должен с ним встретиться.
— Передайте ему, что все наши ссоры — ерунда! Понимаете, чепуха!.. Если бы я знал! — сокрушался Павел, — Не лез бы со своими мнениями и советами. — Он махнул рукой. — Да что теперь говорить…
— Я передам, — сказал Кашелев.
— Впрочем, я сам. Завтра же отпрошусь и махну в Москву. Надо поддержать брата.
…На автобазе, где работал Павел Велемиров, подтвердили его алиби: второго декабря он весь день чинил машину.
По возвращении из Калинина Кашелев вызвал Георгия Велемирова на очередной допрос. Тот осунулся, еще больше потемнел лицом, в глазах — безысходная тоска.
— Когда я буду вам нужен, звоните, пожалуйста, на работу, — попросил следователя Георгий. — Из дома я ушел навсегда. Не могу там…
— А где живете?
— В Малаховке, у Аркадия.
— Понимаю вас, — посочувствовал Лев Александрович. — Ее одежда, вещи… Все напоминает…
— Не поэтому, — неожиданно резко сказал Велемиров. — Не хочу их видеть!
В его глазах вспыхнула нескрываемая ненависть.
— Кого вы имеете в виду?
— Валентину Сергеевну. И вообще — всех родственников.
«Даже матерью называть не хочет», — отметил про себя Кашелев. И спросил:
— А брата?
— Его тоже. Заявился ко мне на работу, — Георгий горько усмехнулся, — выразить сочувствие. А я с ним не только говорить, встречаться не желаю.
— Можете рассказать, почему?
— Это они Мару довели. Камень и тот не выдержал бы! А что она им сделала плохого? — с болью и отчаянием проговорил Велемиров.
Он поведал Кашелеву о том, что следователь уже знал от других свидетелей: как Маргарита потеряла брата, мать, а потом и отца, как с детства Георгий был неразлучен со своей будущей женой.