1. Когда мы лишаем этого звания <Маркионова> бога, в пользу которого никакое деяние, столь же исключительное и достойное Бога, сколь <деяния> Творца, не предоставило свидетельство, маркиониты, отличающиеся крайним бесстыдством, <пренебрежительно> морща нос, обращаются к опровержению того, что было создано Творцом. 2. «Как же, — говорят они, — вселенная — великое и достойное Бога дело!» Неужели, следовательно, Творец — совсем не Бог? Конечно, Он — Бог. Стало быть, и мир достоин Бога, ведь Бог не создал бы ничего, недостойного Себя, даже если Он сотворил мир для человека, а не для Себя, даже если любое творение ниже Творца. 3. И, однако, если сделать нечто каким-то — недостойно бога, насколько более недостойно бога вообще ничего не сделать?!**[133] Даже недостойное, благодаря чему от него как творца можно было бы ожидать чего-то более достойного. Если уж говорить и об этой «позорности» вселенной, называемой у греков украшением и убранством[134], а не грязью, то сами те учители мудрости, от талантов которых воодушевляется всякая ересь[135], «недостойные» субстанции провозгласили богами'[136], как Фалес[137] — воду, как Гераклит[138] — огонь, как Анаксимен[139] — воздух, как Анаксимандр[140] — всё небесное, как Стратон[141] — небо и землю, как Зенон[142] — воздух и эфир, как Платон — звезды,[143] которые он называет огненным родом богов; когда <речь заходит> о мире, при рассмотрении его величия, силы, мощи, славы и красоты, а также богатства, надежности, упорядоченности отдельных элементов, согласующихся со всем, чему предстоит родиться, быть вскормленным, истребленным, восстановленным, <эти философы,> как многие из естествоиспытателей, испугались (установить начало и конец миру][144], как бы сущности этого мира, будучи столь значительными, не утратили божественный статус, сущности, которые почитаются и магами персов, и верховными жрецами египтян, и гимнософистами[145] индусов. 4. Также само простонародное суеверие обычного идолопоклонства, когда ему среди идолов становится стыдно имен и басен о древних мертвецах, прибегает к естественно-научным объяснениям и свой позор затемняет изобретательностью, превращая Юпитера в кипящую сущность, его Юнону — в воздушную[146], в соответствии со звучанием греческих слов, а также Весту — в огонь, Камен — в воду, а Великую Матерь — в землю, с которой сняли урожай, которую вспахали руками, оросили омовениями.[147] 5. Так и тот факт, что Осирис всегда погребается, как живой разыскивается и с радостью обнаруживается, считают залогом возвращения <из земли> плодов, оживления элементов, возобновления годичного цикла, о львах же Митры философствуют как о таинствах сухой и пылающей природы. В самом деле, более высокие по месту и по положению сущности могут казаться скорее богами, чем недостойными бога. Не оплошаю ли я с более низкими предметами? Один, думаю, цветочек из изгороди, не говорю о лугах, одна ракушка из любого моря, не говорю о Красном море, одно перышко тетерева, молчу о павлине, возвестит ли тебе о Творце как о ничтожном мастере?
135
В другом месте Тертуллиан называет философов «патриархами еретиков»
136
Подобные «каталоги» философских мнений были очень распространенными в рассматриваемую эпоху. Ср.: «Философы дали нам элементы в качестве первоначал, прославив: Фалес-милетец — воду, Анаксимен, который тоже был из Милета, — воздух... Парменид же из Элеи сделал богами огонь и землю, из которых Гиппас-метапонтиец и Гераклит Эфесский считали богом только огонь» (Сl. Protr., 64, 2).
137
Фалес — греческий философ (2-я пол. VII — 1-я пол. VI в. до P. X.) из Милета, один из «семерых мудрецов»; представитель ионийской натурфилософии. О нем см.: Diog. I, 22-44. Фалес считал, что вода — начало всего (см.: Diog. I, 27).
138
Гераклит — греческий философ (2-я пол. VI — 1-я пол. V в. до P. X.) из Эфеса. О нем см.: Diog. IX, 1-16 (об огне как начале см.: IX, 8).
139
Анаксимен — греческий философ (VI в. до P. X.), последователь Фалеса и Анаксимандра. Полагал, что все возникает из воздуха при его сгущении или разрежении. О нем см.: Diog. II, 3-5.
140
Анаксимандр — греческий философ (кон. VII — 1-я пол. VI в. до P. X.) из Милета, представитель ионийской натурфилософии. Анаксимандр считал, что в основе всего лежит первоматерия — апейрон («беспредельное»). О нем см.:
141
Стратон — философ первой пол. III в. до P. X., глава перипатетической школы; среди написанных им сочинений Диоген Лаэртский называет книгу «О небе». О нем см.:
142
Зенон из Китиона (l-я пол. IV — 1-я пол. III в. до P. X.) — основатель стоической школы. О нем см.:
145
Гимнософисты — древнеиндийские философы-аскеты. См.: Apul. Flor., 6; Cl. Strom., Ill, 7,60,3-4. Ср.: Strab. XVI, 2, 39; Cl. Strom., 1,15, 71,4; IV, 4,17,3 и в др. местах. Об ответах Александру Великому захваченных им в плен гимнософистов см.: Plut. Alex., 64.
147
В. Буркерт пишет, что оскопление в культе Кибелы знаменовало жатву, разрезание галлами своих рук обозначало ежегодное ранение земли плужным лемехом, а омовение Матери богов в Альмоне намекало на орошение земли. «Эти объяснения, переданные Тертуллианом (ср.: Aug. De civ., VII, 24), происходят, очевидно, от галлов или их приверженцев, которым требовалось найти систему в их безумстве» (см.: Виг-kert W. Ancient mystery cults. Cambridge, Mass., London. 1987. P. 81). Источником Тертуллиана при написании этого места был, по всей видимости, Варрон, устанавливающий символическую эквивалентность между Юноной и воздухом, Великой Матерью — и обработанной землей, видевший в Весте образ огня и придававший аллегорическое значение Ка-менам (см.: Ρέρΐη J. Mythe et Allcgorie. Les origines grecques et les contestations judco-chretiennes. Paris, 1958. P. 344-345). Пепен объясняет слова Тертуллиана о Юпитере как символе огненной стихии тем, что Варрон сравнивал этого бога с эфиром, отождествляя в то же время эфир с огнем. Что касается соответствия, основанного на игре слов Ζεύς «Зевс» — ζέω «кипеть», между Зевсом и кипящей, раскаленной сущностью, игре, использовавшейся в стоическом аллегоризме, как показывают, например, слова Афинагора (Aihen., 22), то, по мнению французского ученого, это соответствие было добавлено самим Тертуллианом либо уже содержалось в сочинении Варрона.