Именно поэтому он, Майк, теперь изучает антропологию в Гарварде, а Родман, Стивен и Энн с Мэри зубрят ненавистные экономические формулы. Потому что он умнее их всех. И вообще умнее большинства мужчин и женщин.
* * *
Почему он именно сейчас, спускаясь с дерева, в ветвях которого был спрятан дом вождя, вспомнил о той лекции, хотя уже давно не думал ни об университете, ни вообще о своей скучной жизни в Америке? Из-за разговора о дочках главы племени, потерявших в войне с соседями своих женихов? Или из-за того, что под деревом как раз проходила младшая жена вождя, совсем юная и очень красивая, так что взгляд молодого человека невольно задержался на ее едва прикрытом бронзовом теле. Майкл не стал задумываться об этом. Он точно знал, что гарвардский преподаватель, считавший женщин более хитрыми и беспринципными, чем мужчины, глубоко ошибался. Ни местные смуглокожие папуаски, ни оставшиеся за океаном американки, разумеется, ни в чем не превосходили сильный пол. Иначе они помешали бы мужчинам развязывать войны и убивать друг друга, убивать их возлюбленных, братьев или сыновей. Но ни белые женщины из цивилизованного мира, ни темнокожие дикарки ничего не могли сделать против этого - и никогда не смогут.
* * *
В этом племени Майкла в хижину вождя пока не приглашали, но он не сомневался, что рано или поздно побывает в ней. А пока ситуация его даже забавляла - надо же, есть на Земле еще места, где члена семьи Рокфеллеров "не принимают"! Дома все посмеются, когда он об этом расскажет. Хотя до этого еще далеко, пока он домой не собирается, у него еще слишком много дел здесь, в Новой Гвинее.
- Родольф, скажи старику, что я удивлен, - наклонился молодой исследователь к стоящему рядом переводчику. - Я пришел сюда в надежде увидеть смелый и гордый народ, который не забывает свои традиции и не боится соседей. А увидел пугливых, как райские птички, людей, которые позволили чужаку сбить их с толку и отказаться от заветов их предков. Сможешь это перевести?
- Смогу, но их это обидит, - предупредил его Родольф. - Они, конечно, ничего нам не сделают, но иметь с ними дело дальше будет уже невозможно.
- Переведи так, как я сказал, - велел Майкл.
Его товарищ пожал плечами:
- Как знаешь, мое дело маленькое...
Он повернулся к стоящим рядом двоим туземцам и произнес несколько фраз на их языке. Лица их остались невозмутимыми, но глаза более молодого на мгновение сверкнули яростью - в этом переводчик не ошибся. Старший же из папуасов то ли умел еще лучше скрывать свои чувства, то ли и в самом деле отнесся к словам белого гостя с философским спокойствием. Он вздохнул и начал отвечать Родольфу - довольно медленно, четко выговаривая каждое слово. Майкл нахмурился. Его спутник, голландец по происхождению, вырос в Новой Гвинее и свободно говорил на нескольких папуасских диалектах, в том числе и на языке племени, в котором они сейчас находились. И вождь племени уже имел возможность убедиться в этом. Тем не менее, он говорил так, словно боялся, что переводчик неправильно поймет его. Словно хотел донести до него что-то особенно важное.
- Ну? Что он сказал? - нетерпеливо накинулся Рокфеллер на Родольфа, как только асмат замолчал.
- Он говорит, что в их поселении был белый старик, который рассказывал интересные вещи и которому они доверяют, потому что он честный человек, - принялся переводить голландец. - Этот старик объяснил им, что лучше жить в мире с другими племенами, чем воевать с ними, потому что в войнах гибнут не только враги, но и свои.
- Какая глубокая мысль! - фыркнул Майкл. - То есть, я правильно понимаю - здесь побывал кто-то из миссионеров с хорошо подвешенным языком?
- Именно.
- Ладно. Посмотрим, сумеем ли мы этого миссионера переплюнуть... - молодой американец на мгновение задумался. - Спроси его, был ли этот белый честный старикан во всех остальных племенах всего этого острова, и если был, то все ли вожди согласились жить так, как он их учил.
Переводчик, уже догадываясь, куда клонит его товарищ, повторил его слова на языке вождя, после чего, выслушав удивленный ответ, снова повернулся к Майклу:
- Он говорит, что никак не может знать, был ли старик в каждом племени. Чтобы это узнать, ему надо послать туда своих людей и дождаться, когда они вернутся, но он не будет этого делать, потому что некоторые племена сильно не любят его племя, так что могут убить посланцев.
- Понятно, понятно, - нетерпеливо закивал Рокфеллер, ожидавший примерно такого ответа. - А теперь спроси у него, как же он может отказываться воевать с соседями, если думает, что соседи могут напасть на его племя? Если к соседям честный белый человек не приходил, они по-прежнему живут по старым законам и могут перебить все его племя, если оно будет жить по новым законам и перестанет воевать.
Последовал еще один обмен репликами между Родольфом и вождем туземцев. Майкл терпеливо ждал перевода - он уже видел, что старый туземец явно не знает, что ответить, и на ходу пытается придумать хоть что-то более-менее достойное.
- Он говорит, что лучше бы тебе послушать того честного белого человека. Миссионера, в смысле - он лучше объяснит, почему нельзя убивать соседей, - перевел Родольф, наконец, на английский.
- Ха! Вообще-то я таких людей много слушал, - фыркнул Рокфеллер. - Но это переводить не надо. Ты у него другое спроси: если сам он не может объяснить то, что сказал ему тот белый, то как он может быть главой племени? Может быть, он должен уступить свое место тому белому?
Еще до того, как Родольф закончил переводить этот вопрос, Майклу стало ясно, что спор с вождем выигран - он увидел, как лицо старого папуаса исказилось от ярости.
Чувствуя себя шахматистом, с легкостью переставляющим на доске фигуры именно в том порядке, в каком ему было нужно, Рокфеллер улыбнулся. До чего же легко манипулировать этими дикарями! И правда, как шахматными фигурами, с той лишь разницей, что они не черные и не белые, а все одинакового шоколадного цвета. В некоторых племенах спровоцировать конфликт было проще, в некоторых, как здесь, сложнее, но финал все был один: асматы не могли пойти против собственных обычаев.
А значит, можно было не сомневаться, что принадлежащий Майклу этнографический музей скоро пополнится новыми трофеями и фотографиями.
* * *
Катамаран швыряло волнами то в одну, то в другую сторону, то вверх, то вниз. Его мотор давно и безнадежно вышел из строя - впрочем, даже если бы он был исправен, четверым людям, оказавшимся теперь пленниками этого маленького судна, все равно вряд ли удалось бы справиться со штормом и добраться до берега. Ни один мотор не смог бы противостоять той огромной силе, которая утаскивала катамаран все дальше от берега в открытое море.
- Говорил же я!.. Надо было слушать этого лодочника! - вцепившийся обеими руками в мачту Рене Вассинг был готов расплакаться. Он действительно возражал против покупки этого старого суденышка, даже еще до того, как продавец честно предупредил, что плавать на нем можно только по спокойной воде - не в море и не в быстрых реках. Но возражал Рене не слишком активно, а когда Майкл своим уверенным голосом с легкостью перекрыл его ворчание и объявил, что платит за все он, так что и решения принимать тоже ему, голландец и вовсе притих, махнув рукой и пробурчав: "Делай, что хочешь!"
Этого он мог бы и не говорить. Его молодой спутник всегда делал именно то, что хотел, а в тот момент он хотел одного: купить старый катамаран, вручную построенный местными умельцами, и плавать на нем вдоль берега, останавливаясь в асматских деревнях и выменивая у туземцев топоры и рыболовные снасти на резные статуэтки и прочие экспонаты для своего музея. Что и было сделано. Катамаран, вопреки предупреждениям бывшего владельца, нормально держался на воде, а с поставленным на него новым мотором смог плыть с приличной скоростью, оставляя позади себя сияющие радугой фонтаны брызг. Да, при этом он скрипел и трещал, словно готов был вот-вот развалиться на части, и раскачивался на волнах так сильно, что Майкл, Рене и двое их помощников-малайцев несколько раз едва не упали за борт, однако первое путешествие вдоль берега прошло благополучно, без единой поломки. В первой же асматской деревне, где они причалили, их встретили, как почетных гостей - и сразу же после взаимных приветствий спросили, что именно привез им "сын большого белого человека" и что он хочет получить взамен. Так же было и в следующих двенадцати поселениях, и Рокфеллер шутил, что дикари передают друг другу информацию о его готовящихся визитах еще быстрее, чем репортеры у него на родине. Топоры, ножи, рыболовные крючки с лесками и украшения для женщин переходили из белокожих рук в бронзовые, а на смену им, из бронзовых в белые, передавались восхитительной красоты деревянные предметы - фигурки людей и животных, посуда с вырезанными на ней узорами... А иногда и самые страшные военные трофеи, которые ни Майкл, ни Рене не решались называть своими именами.