— Нет, — ответил я. — А что, следовало бы знать?
— Неплохо бы, — сказал Джон, слегка улыбнувшись. — Они к вам проявляют явный интерес. Давайте я вам расскажу одну небольшую историю.
Эта история оказалась захватывающе интересна. Огородниковы жили в США около десяти лет, в Калифорнии, где Светлана Огородникова занималась распространением фильмов на русском языке. В какой-то момент их подозрительное поведение привлекло к себе внимание американской контрразведки. Огродникова то и дело наезжала в Советский Союз и явно занималась сбором контрразведывательной информации о русской общине в Лос-Анджелесе. В конце концов ФБР, к своему конфузу, обнаружило, что один из его агентов, человек по имени Ричард Миллер, пал жертвой чар Огородниковой и потом был завербован ею для работы на КГБ. Несколько месяцев за ними велась слежка, и в тот момент, когда она вручила ему билет на самолет в Вену, где он должен был встретиться с советским „куратором”, их обоих арестовали.
В ходе расследования дела Огородниковых и Миллера на свет выплыло множество ранее неизвестных подробностей. В какой-то степени это дело коснулось и меня. В 1984 году Огородниковы обратились к одному адвокату со странным предложением.
— Мы заплатим вам десять тысяч долларов, если вы сумеете выяснить, где находится один человек, скрывающийся в этой стране, — сказала ему госпожа Огородникова. — Многое будет зависеть от результатов ваших поисков.
Адвокат был, понятное дело, смущен предложением, составленным в такого рода выражениях.
— Я не вполне уверен, что правильно вас понял, — ответил он.
— У меня есть подруга, — объяснила ему Огородникова, — и ей позарез надо разыскать человека по имени Станислав Левченко. Именно она и заплатит вам десять тысяч, если вы сумеете найти его. Конечно, она в любом случае щедро оплатит ваши труды, но ей действительно хочется разыскать этого человека, так как он — отец ее ребенка, и она намерена подать на него в суд. — Довольно типичная гебистская легенда, подумал я.
Но Огородниковы не ограничились обращением к этому адвокату. После того как Огородникова завербовала Ричарда Миллера, она попросила его выяснить мой адрес через Управление ФБР в Лос-Анджелесе. К счастью для меня, и Огородниковы, и Миллер были арестованы прежде, чем сумели добиться какого-то успеха в этих поисках. В тот момент, когда меня посвятили в это дело, оно уже находилось на завершающей стадии расследования, и обвинение подготавливало набор улик, чтобы представить их на суде.
Джон Мартин дал мне прослушать магнитофонную запись, на которой были зафиксированы некоторые разговоры Огородниковой с Миллером, а также с советским „куратором”, офицером КГБ Гришиным, работавшим в советском консульстве в Сан-Франциско. ФБР зафиксировало эти беседы в период, когда Огородникова находилась под наблюдением. Качество записи были отличным, слышно было каждое слово, но беседа велась на разговорном русском, что поставило переводчиков в трудное положение.
Огородниковы и Миллер были преданы суду по обвинению в шпионаже против США. Улики были настолько существенными, что суд признал их виновными. Мое участие в этом деле было минимальным, но мне оно послужило грозным напоминанием, что КГБ не прекратил попыток добраться до меня. В этот раз это не удалось, но, без сомнения, такие попытки будут предприниматься снова.
Джон Мартин посвятил меня в подробности дела Огородниковых и Ричарда Миллера, а затем перешел к дотошному описанию заключения, к которому пришло министерство юстиции на основании магнитофонных записей, которые мы только что прослушали, и задал мне ряд вопросов, связанных с теми моментами в беседе Огородниковой с Гришиным, которые поставили в тупик министерских аналитиков. Я сумел исправить некоторые неточности и перевести на английский язык наиболее трудные для понимания выражения. С тех пор меня время от времени приглашают для такого же рода помощи и в других случаях.
Мы с Джоном подружились и даже порой вместе отправляемся на рыбалку на Чесапикский залив. Порой, когда оба мы слишком уж заняты, мы встречаемся хотя бы ненадолго, чтобы провести вместе несколько минут за чашкой кофе или за рюмкой вина. И я должен по совести отметить, что Джон, как был в ту первую нашу встречу настоящим джентльменом, вежливым и спокойным, так с тех пор и не изменился ни на йоту.