(Ах, добрая Екатерина Антоновна! Если бы ты знала тогда, что Сергей Васильевич, – по вечному своему легкомыслию – всю свою жизнь будет заниматься только одним делом: напрасным и безвозвратным распылением своих талантов!).
Потом Катя внимательно посмотрела на Серёжу и задала ему чисто «педагогический» вопрос:
– Серёжа! А какой у тебя в школе самый любимый предмет?
–Конечно «История»!
И Серёжа энергично вскочил с песка, принялся ходить вокруг Кати и с каким–то неистовым вдохновением удивлять её своими историческими знаниями. Он был и остроумен и логичен одновременно. Его яркое повествование было красноречивым свидетельством тех глубочайших и серьёзных познаний, которые он успел почерпнуть из многочисленных прочитанных им книг (со стороны он, наверное, показался бы беснующимся на эстраде советским поэтом. Он просто осыпал свою слушательницу тем огромным запасом сведений, которыми была буквально забита его беззаботная башка. Наверное, целых два часа Катя слушала его выступление, буквально раскрыв рот от изумления и явно наслаждаясь его ораторским искусством (Серёжа наш действительно любил иногда рассыпаться мелким бесом перед красивыми слушательницами, а для некрасивых и престарелых у этого прожжённого проходимца в лексиконе было весьма ограниченное количество слов: «Нет», «Не знаю», «Извините, я спешу», «Мне некогда»... Ну и всё, пожалуй).
Когда у нашего неизвестного миру оратора начал слегка подсаживаться голос, он остановил своё бурное словоизлияние и вопросительно посмотрел на Катю: «Ну, как?». Катя была в полном восторге. Она налила кружку чая, подала её заповедному Цицерону для смазки утомлённого горла и горячо обратилась к Серёже:
– Серёжка! Да тебе уже сейчас надо книги писать! Всё у тебя получится!
– Что ты, Катя! У нас в школе учитель «Истории» Семён Семёнович говорит гораздо лучше меня, но он же не пишет книг. Только учит детей.
– Пойми ты, Серёжа! Настоящий педагог погибает всю свою жизнь только для того, чтобы наши ученики были умнее и лучше нас. Твой Семён Семёнович – настоящий учитель с большой буквы. А вот тебе нельзя быть педагогом.
– Это почему же?
– Потому что ты, Серёжа, будешь отправлять десятиклассниц не на выпускной, а в декрет.
Вот тут они оба дружно и весело расхохотались. Серёжа побежал к воде охладить свой ораторский пыл, а Катя начала раскладывать на лежаке разные подкрепляющие средства в виде жареной курочки, варёных яичек, свежих помидорчиков и других домашних разносолов.
Когда наши островитяне дружно хрустели мамиными малосольными огурчиками, они вдруг посмотрели друг другу в глаза и снова весело расхохотались. У обоих одновременно мелькнула одна и та же мысль: «Мы же сюда не историю приехали изучать, а совсем другим «спортом заниматься» (Да, читатели, вам, конечно, тяжело. Вам ведь неизвестно, попадёте вы в рай или нет. А наш герой уже пожил там счастливой и беззаботной жизнью, ну примерно как библейская Ева и змей–искуситель).
Но иногда жизнерадостная Катя почему–то печально задумывалась, с какой–то неизъяснимой грустью смотрела на Серёжу. А однажды не выдержала и выдала свои поистине горестные тайные мысли:
– Ах, Серёжка, был бы ты постарше годика хотя бы на четыре, я бы вцепилась в тебя и не выпускала до самой глубокой старости... А так... все скажут, что я тебя, бедненького и глупенького, совратила и развратила. Назовут меня по–всякому...
– Катя! А ты знаешь, я уже придумал на этот случай один афоризм. Хочешь послушать?
– Серёжа! Вряд ли твой афоризм меня утешит. Ну, говори!
– Афоризм такой (сам придумал): «Пренебрежение общественным мнением – признак гения... или поросёнка».
Сперва весело рассмеялась Катя, к ней и Серёжа присоединился.
– Ну, Серёжка, я тебе уже говорила: Садись за стол и пиши. У тебя есть именно то, что делает настоящего писателя великим.
– Ум? Память?
– Нет. Ты можешь смеяться не только над людьми, но и над самим собой. А наши, московские «творцы» только лают друг на друга взахлёб, а своей глупости в упор не видят.
Но всё же Катю что–то постоянно беспокоило и однажды она с какой– то горечью и как-то даже униженно призналась Серёже.
– Знаешь, Серёжа. Я у родителей – единственная дочь. Папа у меня – большой начальник, мама преподаёт в институте. Живём в полном достатке. Всё бы хорошо. А тут... словом, годы идут, и начали меня родители, особенно мама, пилить насчёт замужества. Даже женихов каких–то прилизанных предлагают. Но мне–то они не нравятся. А настоящих, с которым бы жить хотелось, нет. Вот вам, мужикам, хорошо. У нас в Москве как: нажрётся какой-нибудь забулдыга допьяна, завалится в женское общежитие, а утром проснётся уже с обручальным кольцом на пальце... А многие приличные девушки хотят выйти замуж... а не за кого.
– Катя! А я через два года школу закончу.
– Глупый ты ещё, Серёжка. Речь не о тебе, а вообще... А тебе через два года надо поступать в институт и учиться дальше.
– А пока. – с неунывающим видом добавил Серёжа. – Придётся два года каждый день ходить из школы домой по 14–17 километров.
– Терпи, Серёженька! Именно так и надо учиться... Если бы у меня было отдельное жильё, я забрала бы тебя с собой в Москву и устроила там в очень хорошую школу... Вернусь домой, может что-нибудь и придумаю.
Серёжу не испугала перспектива переехать в столицу, его ещё с далёкого и полузабытого детства одолевала «охота к перемене мест».
Да, многое умел и знал наш герой в своём ещё относительно юном возрасте. Не знал он ещё только одного: мук ревности. В воскресенье к ним должны были прийти гости, и мама, занятая стряпнёй, отправила Серёжу в магазин за срочными покупками. Магазин в посёлке, как и почти все другие здания, находился на горке. Поднимаясь в эту горку, Серёжа вдруг, неожиданно для себя, увидел «свою» Катю, которая шла к нему навстречу под ручку с маркшейдером Жихаревым, общеизвестным пьянчужкой с весьма подмоченной репутацией. Эта парочка весело переговаривалась о чём–то и даже смеялась! (Ну над кем ещё можно смеяться, как не над ним, девятиклассником Серёжей, теперь уже вполне заслужившим погоняла «Отелло»).
Какой невиданный шквал разнородных чувств ударил – и так неожиданно – по беззаботной душе нашего легкомысленного героя! Серёжу вдруг охватил такой приступ ярости, что... Но вокруг были чужие глаза и уши, и Серёжа последним усилием воли заставил себя равнодушно отвернуться и пройти мимо этой «влюблённой» парочки. Катя тоже сделала вид, что незнакома с «этим подростком» и, не переставая беседовать со своим новым ухажёром, только крепче прижалась к его хилому плечу и, очаровывая местную публику очередным своим «сногсшибательным» нарядом, хладнокровно прошла мимо.
У Серёжи помутилось в глазах, и он инстинктивно протянул руку к голенищу своего сапога... но сапог на ногах не было, а только лёгкие домашние тапочки. Серёжа подошёл к магазину, остановился... Он забыл, что же мама наказывала ему купить. Пришлось ему минут десять ходить перед магазином туда–сюда, успокаиваться и вспоминать, что же надо было ему купить в этом проклятом магазине.
«Ну и Катька – стерва! Лицемерная и подлая гадина! Тварь! Задушил бы её своими собственными руками! Это только в Москве такие шлюхи водятся! (Вот тут ты ошибаешься, несчастный Отелло! Очень скоро ты убедишься сам, что и на нашем суровом Урале распутных девок и баб не меньше, чем в далёкой, так несправедливо всеми облаиваемой Москве!), а Катька – сука польстилась на этого сморчка Жихарева! Конечно, москвич, с высшим образованием, деньги, наверное, на секретной стройке лопатой гребёт, а она, гадина, любит себе всякие наряд и безделушки покупать. И зачем я только с этой поганкой связался!» – начал постепенно приходить в себя потерпевший первое в своей жизни сокрушительное поражение «от этих проклятых баб» наш в сущности просто не вовремя созревший герой.