– Серёжа! – как зачарованная воскликнула Света. – А ты покажешь мне свою пещеру?
Серёжа не успел сказать своё «конечно!», как раздался строгий, даже возмущённый голос его «будущей тёщи».
– Света! Ты что, совсем с ума сошла? Ты знаешь, что получается от таких «экскурсий»? Какая ты у меня ещё дура! Света опять покраснела и пристыженно опустила свои вдохновлённые Серёжкиной болтовнёй глазки.
– Ну, ладно. Уже поздно. Свете утром надо в школу, мне на работу. А ты, Серёжа, поживёшь у нас пару дней, отдохнёшь, подлечишься. Книжки Светкины почитаешь. В таком виде лучше в школу не ходить: всех девочек там перепугаешь, а ты, Светка, расскажи классной, чтобы она не волновалась. Ну, пойдём, Серёжа, покажу тебе, где ты спать будешь...
Наш побитый, но оздоровляющийся герой сразу же и подумал: «Домик маленький. Со Светкой вместе спать будем» (Да, мало тебя, Серёженька, зареченские лупцевали! Сколько же тебя надо колотить, чтобы всю твою дурь из твоей башки выбить! Все думают об учёбе, о работе, а ты, вшивый, всё об одном и том же... Стыдно. Ты уже не маленький... Или именно в этом зарыты все твои проблемы?).
Серёжа ещё раньше, во время своего лечения, заметил на стене в самом видном и «почётном» месте большой портрет мужчины.
– Тётя Вера! А это кто?
– Это, Серёженька, Светочкин папа. – сначала всхлипнула как-то судорожно, а потом заплакала Светочкина мама, но, сдерживая себя, сумела продолжить. – Он свою доченьку ни разу и не видел: погиб в конце войны на Дальнем Востоке... А мы с ней вот так и живём без него. Со стены на Серёжку укоризненно и грозно смотрели глаза погибшего фронтовика.
– Ну, что делать: прошлого не вернуть. Вот тут, Серёжа, спать будешь. –А...
– А мы со Светой будем сегодня ночевать у моей мамы в соседнем доме. Кстати, пойдём, мы тебя с нашей Софьей Андреевной познакомим.
Между огородами была внутренняя, видимо, никогда не запирающаяся калитка. «Бабушкин» дом был раза в три больше того, где предстояло ночевать в одиночестве нашему герою. По пути тётя Вера рассказывала Серёже о своих семейных делах.
– У меня ещё брат Гриша есть. Живёт с семьёй в новом городе, работает на автомобильном заводе начальником цеха. Вот Светка не хочет дальше учиться, так он пообещал её к себе на работу устроить. Там можно и специальность хорошую получить. А в этом доме у меня мама живёт. Вот когда моя Светка подрастёт, и кто–нибудь её пожалеет и замуж возьмёт...
–Мам!
– Да это я так, к слову. Маму заберу к себе, а этот дом Светке отдам. Дом большой, хороший. Спасибо брату, помогает. Вот и гараж есть. Гриша, когда они на выходные приезжают, тут свой «Москвич» ставит. А вот и Софья Андреевна сидит на крылечке, нас дожидается.
Софья Андреевна оказалась такой миленькой старо–светской старушкой, чистенькой, аккуратной, и тоже очень симпатичной.
– Верочка! А кого вы такого страшненького ко мне привели?
– Мама! Это – Светочкин одноклассник Серёжа. Он – не страшненький. Его просто местные ребята избили, а я его так перебинтовала. Некоторые даже говорят, что он – «очень симпатичный» (Опять Светочка густо и безнадёжно покраснела).
(Кстати, дорогие читатели, не осуждайте строго «чёрный юмор» медицинских работников. Ведь вам же не приходилось ещё самим делать, скажем, трепанацию черепа или резекцию желудка... Вот вы сперва сделайте это, а потом и осуждайте),
– Проходите в дом. Проходи, Серёжа, в дом. Посмотришь, до какой жизни бывшие потомственные дворяне докатились. А бывало, в Петербурге на балах сам великий князь...
– Мама! Ты опять за старое! – прервала видимо хорошо ей знакомую старушечью болтовню её дочь Вера. – Серёжа сегодня у нас переночует. А мы – у тебя. Он далеко от города живёт, и каждый день из школы 17 километров ходит домой. Один. По тайге.
– А зачем этот, пусть и побитый, молодой человек подвергает свою драгоценную жизнь такой опасности? У меня – целых три свободных комнаты, а ещё всякие там чуланы, чердаки и сарайчики. Зачем ему каждый день ходить по 17 километров? У меня – хорошая библиотека, много французских книг. Вы, Серёжа, умеете говорить по–французски?
– Нет, Софья Андреевна, я знаю только немецкий и английский языки. Немецким владею свободно, много книг прочитал на этом языке.
– Это плебейские языки. Серёженька! Когда будете жить у меня, обучу вас всем тонкостям и французского языка и светского этикета. Вот Светке несколько раз говорила: «Давай, учи французский язык». А она, дурёха, не хочет! Только стряпня на уме!
–Бабушка!
– Что «бабушка»? Ты знаешь, чья ты внучка и правнучка? Жизнь может измениться, а ты даже не знаешь, кто такие Бодлер и Аполлинер! Ты читала французские романы? Ты приходишь из школы и сразу начинаешь хлопотать по хозяйству, а в наше время для этой цели были...
–Мама! Сейчас – совсем другие времена! – прервала воспоминания Софьи Андреевны её дочь.
Но старушка, видимо, сильно разволновалась, вспомнив своё далёкое прошлое, и обрушилась уже на свою дочь.
– Нет, Верочка! Времена – всегда одинаковые, а вот люди стали похожи на твоих поросят: такие же жадные, прожорливые и глупые!
Поскольку на эту, говоря французским языком, эскападу у слушателей не нашлось весомых возражений, то Софья Андреевна продолжила:
– Серёжа, вам нравится изучать иностранные языки?
– Да, Софья Андреевна. Это – самое моё любимое занятие. Жаль только, что у нас в посёлке нет хорошей библиотеки.
– Всё. Решено. Зачем вам, Серёжа, общаться с нашей стряпухой Светочкой. Вот когда вы подлечитесь, я сама возьму над вами шефство: буду учить вас благородному французскому языку... Да, Вера, я должна совершить это доброе дело до того, как перееду жить за город.
– Мама! Это куда ты собралась переезжать?
– Как куда? На кладбище, конечно! Здесь мне общаться уже не с кем.
Все всё время чем–то заняты, куда–то спешат. А зачем и для чего – никто не знает. Через три месяца, Серёженька, учитывая ваши знания других языков, мы с вами будем секретничать только по–французски, чтобы наша Светочка не узнала наших петербургских и парижских тайн!
– Бабушка! – внезапно, можно даже сказать, спонтанно и умоляюще обратилась Светочка к старейшине своего, оказывается, дворянского рода. – А можно я вместе с Серёжей буду учиться у тебя французскому языку?
– О, ма шэр, да я мечтала об этом всю свою советскую, будь она неладна, жизнь! Серёженька! Когда Верочка вас вылечит, поговорите со своими родителями. Если они будут сомневаться, пусть приедут сюда, посмотрят на меня и убедятся, что я уже древняя и добрая старушка, позабывшая даже о том, зачем молодые люди танцуют вальс.
– Я согласен, Софья Андреевна! Тем более я так привык сидеть за одной партой с вашей Светой... Мы будем говорить о французских тайнах втроём...
– О, Серёженька, вы, оказывается, такой же милый плутишка, какими были когда–то наши придворные кавалеры! Когда вы со Светочкой поедете в Париж, я снабжу вам необходимыми средствами и дам адреса своих старых знакомых...
– Мама! – опять прервала воспоминания бывшей дворянки тётя Вера. – Какие «старые знакомые»! прошло уже больше сорока лет! Кто сейчас кого– нибудь помнит!
– Благородные люди никогда не забывают своих друзей! – достойно ответила своей дочери Софья Андреевна. – А вы, Серёженька, очень благотворно влияете на Светочку. С вами она даже согласилась учить язык Вольтера, Руссо и Шатобриана. Только учиться будем не так, как в школе, а по–настоящему. А пропо, Серёженька, как вы, такой с виду крепкий молодой человек, умудрились получить на свою физиономию столько телесных повреждений?
– Бабушка! Да на него же напала целая куча хулиганов! – бросилась на защиту своего «друга» Светочка. – А наши комсомольцы все струсили и разбежались!
– А о чём я тебя предупреждала, ма шэр?! – воскликнула бывшая петербургская пансионерка. – И ты всё равно вступила в эту голосистую и негодяйскую организацию! А вы, Серёженька?