В марте 1962 года М.С. Горбачев был выдвинут парторгом Ставропольского территориально-производственного колхозно-совхозного управления, а в декабре того же года утвержден заведующим отделом партийных органов крайкома КПСС.
В сентябре 1966 года он избирается первым секретарем Ставропольского горкома партии. С августа 1968 года М.С. Горбачев работает вторым секретарем, а в апреле 1970 года избирается первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС.
М.С. Горбачев — член Центрального Комитета КПСС с 1971 года. Был делегатом XXII, XXIV, XXV и XXVI съездов партий. В 1978 году избран секретарем ЦК КПСС, в 1979 году — кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС. В октябре 1980 года М.С. Горбачев переведен из кандидатов в члены Политбюро ЦК КПСС. Депутат Верховного Совета СССР 8-10-го созывов, Депутат Верховного Совета РСФСР 10-го созыва.
За заслуги перед Коммунистической партией и Советским государством М.С. Горбачев был награжден тремя орденами Ленина, орденами Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, «Знак Почета» и медалями.
М.С. Горбачев пользовался глубоким уважением и доверием советского народа, наших зарубежных друзей. Его всегда отличали чуткое отношение к нуждам и запросам трудящихся, принципиальность и личная скромность.
Вся жизнь Михаила Сергеевича Горбачева — яркий пример непоколебимой преданности великому делу ленинской партии, самоотверженного труда во имя торжества идеалов коммунизма.
Светлая память о Михаиле Сергеевиче Горбачеве навсегда сохранится в сердцах коммунистов, всех советских людей.
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ КПСС
ПРЕЗИДИУМ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР
СОВЕТ МИНИСТРОВ СССР
Часть 1. Самураи
В прошлом году я ездил на место казни в Касэ, чтобы попробовать себя в обезглавливании и нашел свою поездку очень поучительной. Если ты думаешь, что участие в казни может лишить тебя спокойствия, ты становишься трусом.
Окраина Москвы.
Поздняя осень 1985 года
Начинался ноябрь, последний месяц осени, а зима все не наступала. Солнце уже проиграло свою битву, оно и почти не показывалось над землей, а если и показывалось — то ненадолго, спешило сразу спрятаться за сырыми, исполненными холодной моросью тучами. Ветер давно ободрал с деревьев все листья, устелив землю мокрым золотистым ковром — и деревья стояли мрачными черными великанами в ожидании зимы, в ожидании первого снега. Но снег не приходил — зато почти каждый день небо исходило противной мелкой моросью...
Эта встреча была мимолетной — всего пара десятков минут — хотя обе стороны готовились к ней целый месяц. Сложно было даже договориться о встрече, слишком велико было недоверие, слишком давил накопленный груз взаимных претензий и обид. Эти люди клялись в верности одному и тому же, жили в одной стране, и даже делали одно и то же дело — на бумаге. Вот только пропасть, разделявшая их, делавшая их врагами с каждым годом все ширилась и ширилась, и не счесть уже было людей — и с той и с другой стороны — которых эта пропасть поглотила. Достаточно было сделать один неосторожный шаг — и пропасть ждала тебя...
Правда, сейчас было уже не до разногласий. Верней, многие и с той и с другой стороны еще жили этой враждой, увлеченно подставляя и топя друг друга — но здравомыслящие люди и с той и с другой стороны понимали — если это не прекратить — следующей жертвой пропасти станут они сами...
Среднего роста, удивительно загорелый для этого времени года, с резкими чертами лица человек, с трехдневной щетиной на лице — ее он отращивал специально и сейчас она буквально выводила его из себя, с ней он был сам не свой — вышел из проходного двора, подошел к светофору на перекрестке, огляделся по сторонам. На светофоре горел зеленый — но улица была почти пустой. И как ей не быть пустой — с одной стороны пространство только застраивалось безликими многоэтажками — муравейниками, а с другой стороны дороги непоколебимо зеленел забор очередного «номерного» завода с колючей проволокой поверх.
Человек подождал, пока зеленый не сменится красным, а потом красный — зеленым, он спокойно стоял на самом краю грязного тротуара и чего-то ждал. И только когда из близко расположенных ворот «почтового ящика» один за другим выехали два старых, темно-зеленых Зилка — он бросился через дорогу, топая прямо по раскинувшимся на ухабистом асфальте лужам и прямо перед капотами машин. Водитель головного Зила был вынужден экстренно затормозить, чтобы не сбить этого человека...
— Коз-з-ел!!! — возмущение работяги было так велико, что он не усидел в кабине и выскочил, чтобы разобраться с придурком, лезущим прямо под колеса. Но разобраться не успел — человек оказался проворным и почти сразу юркнул в калитку ворот, из которых только что выехали Зилы.
— Не ну не козел ли, а?! Он, значится, под колеса лезет, а я отвечай?! Чтоб у него на лбу х.. вырос!!!
С остановившейся позади первой второй машины вышел водитель — такой же невзрачный, небритый, похмельный...
— Слушай, Вась... А он ведь на наш завод... Ты его раньше видел?
— Не... Ну не козел ли а... — праведный гнев пострадавшего постепенно угасал, меняясь более насущными заботами — ладно, х.. с ним. На заводе встречу — пришибу. Поехали, на погрузку опоздаем, опять стоять придется...
Человек, который только что чуть не спровоцировал дорожно-транспортное происшествие, юркнул в ворота — там кроме выезда для машин — как полагается на советском заводе, со смотровой платформой, чтобы можно было посмотреть, что в кузове (тащить все, что плохо лежит это не мешало), была еще и запасная проходная. Одна из трех — на один поток, с хромированной вертушкой и вредной седой бабкой из ВОХРа, у которой на поясе висела брезентовая кобура с дореволюционным наганом, и которая славилась среди вахтеров умением определить, выпивший человек идет или нет, даже особо не принюхиваясь. Именно поэтому, среди всех проходных эта пользовалась дурной славой и многие сотрудники «почтового ящика» обходили ее десятой дорогой.
Человек озабоченно осмотрел плащ — не забрызгал ли, когда перебегал через дорогу — потом достал из внутреннего кармана пропуск — обложенный в красные пластиковые корочки, точно такие же, в какие граждане вкладывают свои месячные проездные билеты на транспорт. Красные корочки говорили вахтеру о том, что перед ним — человек из руководства завода и особо придираться к нему не следовало. Тем не менее, пропуск был внимательно изучен, старуха даже обратила внимание на наличие на пропуске специального условного знака, свидетельствовавшего о том, что подателю сего разрешен вход и выход на завод в любое время, а не только вход в восемь, а выход в семнадцать ноль-ноль, как обычным работягам. Хотя уж у начальствующего состава такая отметка должна была быть по определению...
— Что-то я вас раньше не видела, молодой человек — подслеповато уставилась на него старуха, хотя «молодому человеку» было явно за сорок, и вида он был начальственного
— Я только вчера устроился... — пресек дальнейшие вопросы человек, мол — новенький и баста
Не говоря ни слова, старуха вернула ему пропуск, нажала педаль на полу, освобождающую механизм турникета и дающую человеку пройти на завод. Человек аккуратно спрятал пропуск туда же, откуда взял, огляделся. Здесь он был больше года назад, но изменилось здесь мало. Вон, столовая, десять лет назад построена, отдельно стоящее на обширной территории двухэтажное здание из белого кирпича, которое окружали втоптанные газоны с остатками цветника и морем окурков. Ходившие сюда пообедать работяги машиностроительного завода куртуазностью манер не отличались...
Уверенным шагом человек направился к столовой, про себя подметив, что такая вот вредная, старая дотошная бабка порой опаснее десятка охранников с автоматами и собаками. Опасения вахтерши были не беспочвенными, на этом заводе он никогда не работал, а пропуск ему сделал пару лет назад его однокашник по училищу, который уселся на теплое местечко — возглавлял военприемку на заводе. Сделал неофициально, по дружбе и за ящик коньяка, а не по начальственному приказу сверху — поэтому отследить наличие этого пропуска и связать пропуск с ним не представлялось возможным. Именно поэтому человек назначил встречу такой важности здесь, не в городе. Любой чужой человек на заводе был как на ладони...