Любишь? ДОКАЖИ!!!
Я поднялся, сообщив, что вспомнил о некоторых не сделанных делах в городе. Совершено забыл, но они не терпят отлагательств. Этот порыв выбил Алиссина из равновесия. Маршал как раз размышлял – не послать ли за доктором? Очевидно, Мишель заболел. Симптомы лихорадки налицо.
Ну конечно, бред у меня начался, просто жар за ним запаздывал. Я начал одеваться, надеясь, что любовнику не придёт в голову меня останавливать. В подобном состоянии ничем хорошим это не закончится. Я не причиню вреда человеку, которого люблю, но под горячую руку с меня станется по морде двинуть, вымещая досаду за собственное несостоявшееся.
Конечно, я не хотел, чтобы он рисковал собой. Для меня смерть Лории станет непоправимым ударом. Но я убийца, а он солдат. Вся наша жизнь – риск, и нам приходилось с этим мириться, как с некоей данью судьбе. Но сидеть дома? Променять битвы с Ремом на тёплую постель, подогретое вино и задницу любовника? Нет, такое не укладывалось у меня в голове.
– Какие дела? Ночь на улице. Ангел мой, опомнись, что ты такое говоришь?
Лория хмурился, не отставал. Я читал острое желание поступить по своему: сдёрнуть одежду и не опускать, пока любовник не объяснит внятно, с чего его понесло непонятно куда и зачем, посреди ночи. Но самое главное – что именно в его словах спровоцировало вспышку злости?
А вот такой я... Загадочный.
Маркиз Рейвентри взял верх над Лорией, раздражённо сообщив, что ему надоело. Хватит. Вечные отлучки без причин, отказ объясниться. Что за игры я веду? Что за тайны скрываю? Где я живу, кто мои родители, мой дом, есть ли у меня семья? Он имеет право знать. Сколько я планирую избегать его, обижать недоверием и скрытничать?
– Нет, – начал он, запирая дверь на замок, – Пока не объяснитесь, никуда отсюда не выйдете, Мишель. Достаточно я мирился с вашими выходками и позволял творить сумасбродства. Вы ведёте себя, как безрассудный мальчишка, я не могу вам позволить...
Мишель ответил волчьим взглядом, полыхнувшим такой ненавистью, что Лория осёкся на полуслове, подавившись воздухом, и забыл, что хотел сказать. Молча открыл дверь, бросив ключ на комод, и вышел из спальни, хлопнув дверью.
Нормальный человек должен радоваться и скакать до потолка при известии о том, что любимому не придётся рисковать собой, а меня изнутри клеймом выжигала обида. Я грезил его клинком, мечтал о сражениях с ним, и вот... жесточайшее разочарование.
Нет, какая-то часть меня радовалась. Я понимал, что готов пожертвовать этим, но... Хотелось побыть одному в этот момент, осознать, чего лишаюсь.
Ради меня значит? Насколько далеко он готов зайти ради меня? Ради меня?
Кто сказал, что у нас нет проблем? Мы их сами себе находим на ровном месте.
Я вернулся в храм. Не стану говорить о том, что делал, вымещая досаду на деревьях, подвернувшихся по пути. Тренировался, дозволяя усталости взять верх, а медитации привести мысли в порядок. Картинка складывалась неутешительная.
Пару дней я не появлялся в особняке Лории. Вызвался на задание в другом городе, мстительно решив заставить его побеспокоиться. Действительно, хуже ребёнка. Детям можно простить их отвратительное поведение, оправдав возрастом, своё я ничем не мог оправдать; но в оправданиях не нуждался, совершенно упорно изводя самого себя.
Это была наша первая размолвка. Я понимал, что обидел любовника на ровном месте. Следовало извиниться, и я собирался это сделать. Любовь выше глупой ссоры, но злился я по-детски. Обида на язык наступала, а я так скучал по нему, безумно скучал. Хотел увидеть, просить прощения, но не знал, с какой стороны подступиться. Если приду первым, придётся идти на уступки, и кто знает, что он может от меня потребовать взамен. На третий день, не выдержав тоски, я пришёл мириться и застал его во дворе собственного дома, пакующим вещи.
Собственно, особо паковать было нечего. Всё было собрано ещё пару дней назад. Маркиз Рейвентри планировал отбыть в собственное поместье, так что я пришёл очень вовремя – как раз проводить и пожелать хорошей дороги. На меня Лория обращал внимания не многим больше, чем на мебель. Вёл себя подчёркнуто холодно и отстранённо, раздавал приказания слугам, поинтересовавшись надменно, что я здесь забыл?
Моё легкомысленное «Дык, на Вашу Светлость поглазеть» и попытка изобразить деревенскую простоту, не вышибла из Лории ни капли невозмутимости. Приподнял бровь вопросительно, хмыкнул, разрезая безразличием. Аристократа он умел включать. Я тоже умел не хуже, но не в нашем с ним случае.
Я шмыгнул носом, решив брать нахрапом, но Лория только плечами пожал. Красивый, модный, истинный щёголь в светлом дорожном костюме с тросточкой в руках. Слуги проворно сновали мимо, затягивая последние ремни, на меня косились без особого интереса, не отличаясь в этом от хозяина. Привычка скрываться настолько плотно въелась в кожу, что я в и общении с Алисси старался как можно реже светить мордой. Инквизитор списывал это на застенчивость. Сейчас она в очередной раз меня губила. Лория раздавал указания, помахивая тросточкой, так и не соизволив уделить мне внимание.
Скот.
Не выдержав, я отвесил ему пинка, игнорируя обалдевшие от этого действия лица прислуги. Подозреваю, Лория сам обалдел. Он, конечно, знал, что Мишель – парень темпераментный, но не до такой степени, чтобы заканчивать жизнь самоубийством во цвете лет.
Я, выдав не самую преданную мину, убедительно заверил, что был не прав, но исправлюсь. Но и он мог бы повести себя немного иначе, понять, что он дорог мне; просто не надо на меня давить и ставить условия. Мне необходимо время, для всего. И перемены меня пугают, но я люблю его и готов пугаться вместе с ним. Просто мне надо время.
Причина звучала достаточно убедительно, на мой взгляд, как и сила драматизма.
– Отлично, – сообщил Лория, сузив глаза и нервно хлестнув себя тростью по бедру, – Сколько тебе требуется времени, чтобы обдумать моё предложение?
Мы стояли посреди двора. Двор – не комната, но и тут Лория умудрился одним властным жестом отпустить слуг, заставив их испариться из поля зрения. Инквизитор, одним словом. Посреди двора остались последние сундуки, лошади нетерпеливо перебирали ногами, желая тронуть карету с места. Я прибыл вовремя – ещё полчаса, и мы бы разминулись, но лучше бы не приходил. Вопрос моментально загнал меня в тупик. Я забегал глазами по сторонам, выдав жалкое:
– Не знаю...
– Вот когда будешь знать, этот разговор будет иметь смысл, а сейчас, думаю, тебе лучше уйти.
От этих простых слов у меня в горле перехватило, я переменился в лице и забыл, как дышать, сердце заныло. Он меня что, выгоняет? Вот прямо так берёт и выгоняет? Насовсем?
– Если только ты не планируешь поехать со мной, – со вздохом закончил Алиссин, внимательно наблюдавший за моей реакцией, и покачал головой, словно сам себе не веря.
– Мишель, ты самая большая головная боль и заноза в заднице, которую я знаю, – доверительно поведал он, распахивая дверцу кареты и, подхватив за локоть, запихнул внутрь, забрасывая следом трость, – Никогда не считал себя мазохистом, но раз я всё это терплю, видимо мне это нравится.